Творческое кредо поэта Е. А. Баратынского
Трагичной была судьба самого крупного и оригинального из поэтов пушкинского круга – Е. А. Баратынского. Он родился в небогатой, но родовитой дворянской семье и был отдан на воспитание в Пажеский корпус. Под влиянием авантюрных романов и “Разбойников” Шиллера Баратынский с группой товарищей составил “общество мстителей” и стал придумывать рискованные проказы. За участие в краже, совершенной одним из “мстителей”, Баратынский был исключен из корпуса с запрещением всякой службы, кроме военной в качестве рядового.
Материальные
В начале 1820 г. его назначают унтер-офицером в Финляндию. Пять лет пребывания здесь поэт и его друзья рассматривали как “финляндское изгнание”. При своем вступлении в литературу – в конце 10-х годов XIX в.- Баратынский сближается с передовыми литературными кругами: А. С. Пушкиным и будущими декабристами.
В поэзии Баратынского появляются прогрессивные мотивы: утверждение свободной человеческой личности, чуждой предрассудков и условностей, признание высокой ценности независимой мысли, сильного и свободно развивающегося человеческого
Вольнолюбивые настроения находят выражение и в некоторых других стихотворениях Баратынского. “Любовью к чести пламенею”,- используя поэтическую фразеологию декабристов, говорит о себе поэт в послании “Д. Давыдову” (1825). В стихотворении “Судьбой наложенные цепи…” (1827; впервые напечатано в 1828 г. под названием “Стансы”) Баратынский пишет:
Я братьев знал; но сны младые Соединили нас на миг: Далече бедствуют иные, И в мире нет уже других.
Этим стихотворением Баратынский тепло откликнулся на горестную судьбу декабристов, разделяя их “ко благу пылкое стремленье”. Но в приведенных строках поэт, вольно или невольно, выразил и непрочность своих связей с освободительным движением. Принадлежность Баратынского к лагерю прогрессивных романтиков первой половины 20-х годов не устраняла глубоких расхождений поэта с ними. Отрицание крепостнической действительности носило у Баратынского пассивный характер. “Сны младые”, сближавшие поэта с борцами за свободу, не переходили у него в активное действие.
В отличие от Пушкина гражданская скорбь Баратынского не порождает у него настроений политического протеста: он ждет успокоения “в глуши смиренной”, в кругу семьи. Возникают пессимистические мысли о тщетности стремлений к лучшему, настроения полной безнадежности.
В дорогу жизни снаряжая Нас быстро годы почтовые Своих сынов, безумцев нас, С корчмы довозят до корчмы, Снов золотых судьба благая И снами теми путевые Дает известный нам запас; Прогоны жизни платим мы,
– пишет Баратынский в стихотворении “В дорогу жизни снаряжая…” (1825). Общественной позицией Баратынского объясняется то, почему основным жанром в первом сборнике его стихотворений, вышедшем в 1827 г., оказалась элегия. Элегии писали все поэты того времени, но уже в этом традиционном жанре проявилась оригинальность Баратынского. Первая же его элегия “Финляндия” (1820), при всей ее близости по тематике, образам, стилю, ритмике к элегии К. Н. Батюшкова “На развалинах замка в Швеции”, намечала путь дальнейшего развития жанра.
Подобно Батюшкову вспоминая героическое прошлое безмолвного ныне “отечества Одиновых детей”, Баратынский в отличие от своего предшественника не ограничивается элегическим раздумьем о бренности славы и могущества, о непреложности “закона уничтожения”, но утверждает как высшую ценность человеческую личность с ее бесстрашием перед судьбой, с ее любовью к жизни (“для жизни жизнь любя”), с ее способностью находить удовлетворение в мечтах и звуках поэзии. “Не вечный для времен, я вечен для себя”,- афористически выражает поэт идею самоценности человека. В условиях обострявшейся борьбы за свободу подобные мотивы элегической лирики приобретали общественное звучание и находили широкий отклик.
Одним из первых, вместе с Пушкиным Баратынский пролагает в лирике путь к реализму. Для идейно-эмоционального содержания своих элегий он ищет новые формы словесного выражения. Образцом реалистической конкретности в анализе и описании душевного состояния может служить элегия Баратынского “Признание” (1823), под впечатлением от чтения которой Пушкин писал А. А. Бестужеву 12 января 1824 г.: “Баратынский – прелесть и чудо, Признание – совершенство. После него никогда не стану печатать своих элегий”
Тот же путь Баратынский сознательно избрал и в своих поэмах. Он отказывается следовать за автором “Кавказского пленника” и “Бахчисарайского фонтана”, предпочитая “идти новою собственною дорогою” (как писал поэт в предисловии к стихотворной повести “Эда”, 1826). Отличие своей “финляндской повести” от пушкинских “южных” поэм с их романтикой и экзотикой Баратынский видел в простоте, обыкновенности ее сюжета (“хода”), в обилии “мелочных подробностей”, в отсутствии “лирического тона”. Сам автор объясняет такой характер произведения своим длительным пребыванием в Финляндии, запечатлевшим в его воображении “любопытную природу” страны и своеобразные нравы ее жителей.
Отказываясь от исключительной личности и необыкновенной судьбы романтического героя, Баратынский рассказывает грустную, но обыкновенную историю простой крестьянской девушки и весьма прозаического героя-соблазнителя. Фоном событий в “Эде”, в отличие от пышной природы юга и красочного быта народов Кавказа и Крыма, становятся суровые и однообразные картины севера и незатейливый быт финского крестьянства.
В противовес романтической композиции, выделявшей “вершинные” моменты сюжета, поэма Баратынского построена на постепенном и исчерпывающем раскрытии переживаний Эды, что было отмечено Пушкиным в статье “Баратынский” (1830): “…с какою глубиною чувства развита в ней женская любовь”. Однако создать подлинно реалистическую стихотворную повесть Баратынскому не удалось. В образе Эды явственно проступили черты традиционной сентиментально-романтической героини. Свойства романтического “злодея” оказались далеко не чужды гусару-соблазнителю.
Не удалось Баратынскому избежать и некоторого мелодраматизма в изложении сюжета. “Эда” успеха не имела.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...