Образ поэта в лирике Лермонтова

План

“На смерть поэта” “Не верь себе” “Журналист, читатель и писатель” Два непохожих “Пророка”

“На смерть поэта”

1837 год стал знаковым для истории русской литературы и культуры России в целом. В этом году умирает Александр Пушкин. Спустя некоторое время Лермонтов реагирует на событие стихотворением “На смерть поэта”.

Характерно, что 1837 год отмечен в классическом литературоведении как год перехода автора к качественно другой поэзии – начало зрелого периода творчества. “На смерть поэта”

входит в цикл произведений о поэзии, однако, образ поэта в лирике Лермонтова складывается постепенно, пополняясь новыми смыслами.

Стихотворение “На смерть поэта” можно разделить на две части. Они различны по настроению и по способу написания. Первая часть – элегия, написанная четырехстопным ямбом.

Здесь сказано о горечи утраты. Несмотря на общее минорное настроение, вопросительные предложения достаточно резкие и язвительные, а восклицания лишь усиливают напряженность. Уже в этом отрывке сказано, что истинным убийцей был не дуэлянт, убивший физическую оболочку, а общество, загонявшее талант

Пушкина (тут образ Поэта неразрывно связан с образом Александра Сергеевича) в рамки.

“Не вынесла душа поэта

Позора мелочных обид,

Восстал он против мнений света

Один, как прежде… и убит!”

Вновь звучит мотив одиночества, прошедший красной нитью через все творчество Лермонтова. Этот мотив служит связующим звеном между лермонтовским понимание гения Пушкина и романтической традицией. Во второй части, имеющей сатирическую направленность, четырехстопный ямб чередуется с пяти – и шестистопным, что делает стихотворение более живым и подвижным.

Вопросительные и восклицательные интонации разбавлены сопоставлениями, задумчивым настроением, легким упреком самому поэту, открывавшим свой талант невеждам. В финале стихотворения автор снова обращается к высшему свету, вновь обвиняет их в смерти поэта. Здесь говорится о Страшном суде, перед которым равны все, и на котором преступники ответят за содеянное.

“Не верь себе”

Написанное в 1839 году стихотворение “Не верь себе” продолжает тему поэта и поэзии. Образ поэта в лирике Лермонтова начинает меняться: теперь это больше не мученик, погибший от рук общества. Выбрана интересная форма повествования – стихотворение является обращением ко всем и каждому писателю либо же поэту, решившему творить.

Назидательность смешивается с большим количеством романтической иронии и язвительности. Автор советует молодым писателям отрицать и подавлять творческие порывы, не прислушиваться к желанию писать, сторониться вдохновения:

“Как язвы, бойся вдохновенья…

Оно – тяжелый бред души твоей больной

Иль пленной мысли раздраженье”.

Чувства и переживания Поэта обесценятся, как только будут заключены в стихотворную форму и прочитаны широкой публикой.

“Не унижай себя. Стыдися торговать

То гневом, то тоской послушной

И гной душевных ран надменно выставлять

На диво черни простодушной”.

К тому же, вполне возможно, что для описания глубины и силы переживаемых эмоций может не найтись нужных слов:

“Набрось на них покров забвенья:

Стихом размеренным и словом ледяным

Не передашь ты их значенья”.

В этом стихотворении Лермонтов достаточно резок в высказываниях. Он предугадывает реакцию читателя, отговаривая Поэта быть поэтом, чтобы избежать участи Пушкина или же просто глубокой психологической травмы. Однако при этом Поэт все равно остается несчастен!

Итак, писатель отказывается творить и отдавать свой талант публике. Но с другой стороны, он все равно остается тонко чувствующим лириком. В нем бурлят переживания и страсти, к нему приходит вдохновение, но Поэт не может поделиться этим с другими, и именно в этом и заключается его трагедия.

“Журналист, читатель и писатель”

Теме поэта и толпы посвящено стихотворение “Журналист, читатель и писатель”. Тут Лермонтов предстает в разных ипостасях, выражая мнения каждой из трех сторон. Непосредственно перед текстом дана небольшая ремарка в скобках, что отсылает к пьесе как форме изложения.

Писатель сидит в кресле перед камином, возможно, задумавшись. Читатель стоит с сигарой, будто ожидая от Писателя чего-то решительно нового и интересного. Журналист говорит, что Писатель болен, ведь:

“В заботах жизни, в шуме света

Теряет скоро ум поэта

Свои божественные сны”.

Читатель обвиняет Писателя в том, что произведения вторичны, в печатном варианте множество ошибок, а к самому журналу не хочется даже прикасаться, не облачив предварительно руки в перчатки. Писатель же не ищет оправдания, а, наоборот, соглашается:

“О чем писать? Восток и юг

Давно описаны, воспеты;

Толпу ругали все поэты,

Хвалили все семейный круг”.

Несмотря на то что “Журналист, читатель и писатель” было написано более 150 лет назад, Лермонтов поднимает вполне современный вопрос: как найти баланс между заказчиком (в этом случае Журналистом), читателем и самим поэтом? Как писать так, чтобы и высшее общество и “низший свет” понимали и принимали творчество? Нужно ли писать по мановению сердца или же писать на заказ, понимая, что с каждым разом тексты становятся все более плоскими, а темы более избитыми?

Когда искусство снова станет возвышенным? Ответов в произведении не дано. Опять поднимается тема пророческой миссии поэта (последний монолог писателя). Он воображает своего читателя, чувствует его настроения и ожидания, поэт ответственен перед ним.

Как и в стихотворении “На смерть поэта” финальные строки несут обличительную, критическую направленность: “неблагодарной” толпе вовсе не нужно открывать, показывать свой внутренний мир, делиться с ней одной из самых интимных вещей – своим творчеством.

Два непохожих “Пророка”

В цикле о поэте и поэзии выделяется еще одно стихотворение – “Пророк”. Следует сказать, что Пушкин в 1826 году написал одноименное стихотворение на подобную тему. Поэт здесь мыслился пророком, призванным “глаголом жечь сердца людей”. Вдохновение и способности к сочинительству представляются даром свыше, который передал влачащемуся в пустыне мученику шестикрылый серафим:

“В уста замершие мои

Вложил десницею кровавой.

И он мне грудь рассек мечом,

И сердце трепетное вынул,

И угль, пылающий огнем,

Во грудь отверстую водвинул”.

Кроме религиозных образов и мотивов, в стихотворении использована возвышенная лексика (архаизмы и библейские слова) для создания торжественности и возвышенного пафоса.

Лермонтов своим “Пророком” (1841) отвечает своему предшественнику, не вступая с ним в полемику, а написав “продолжение” – что стало с Поэтом, которого щедро одарили талантом высшие силы.

“С тех пор как вечный судия

Мне дал всеведенье пророка,

В очах людей читаю я

Страницы злобы и порока”.

Следуя за Пушкиным, Лермонтов вводит в текст стихотворения библейские афоризмы (“посыпал пеплом я главу”, “в меня все ближние мои бросали бешено каменья”) и книжную лексику и устаревшие словоформы: старцы, град. Но функция у этого приема совершенно другая: показать различие в миропонимании наделенного даром Поэта и той толпы, ради которой он творит. Поэт вновь возвращается в пустыню, нищий, непонятый и чуждый этому миру. Герой стихотворения уходит туда, где его могут понять – свободное от условностей и осуждения место – на природу:

“И звезды слушают меня,

Лучами радостно играя”.

Завершающие строки выдержаны в стиле предыдущих стихотворений этого цикла: глас общества, насмехающегося над творцом, открыто презирающее его.

Поэт в лирике Лермонтова предстает отчужденным, не воспринятым публикой, обреченным на вечное непонимание. Вопреки тому, что образ поэта вписывается в традиционное понимание героя эпохи романтизма, романтические противоречия поэта и толпы снимаются. Поэт и толпа сближаются, так как современная толпа порождает современного поэта, готового отвечать каждому требованию аудитории.

Романтическая антитеза растворяется, вместо нее отражена попытка реалистического осмысления проблемы. В цикле М. Ю. Лермонтова о поэте и поэзии отчетливо прослеживается плавный переход от романтизма к реализму, характерный для всех писателей первой величины XIX века.