Тема поэта и поэзии в лирике Пушкина и Лермонтова

Пушкин и Лермонтов – великие русские поэты. В своем творчестве каждый из них достиг вершин мастерства. Поэтому так интересны и важны их мысли о поэте и поэзии, о месте писателя в обществе.

Мысли эти выстраданы, подчеркнуто независимы от мнений “светской черни” (стихотворения Пушкина “Разговор книгопродавца с поэтом”, “Поэт и толпа”, “Поэту” и др.).
Кто же такой поэт в представлении Пушкина и Лермонтова? Поэт – это избранник неба (Лермонтов о себе: “Нет, я не Байрон, я другой / Еще неведомый избранник…”),

наперсник богов (вспомним стихотворение “Дельвигу” Пушкина: “”наперснику богов” не страшны бури злые…”), обладающий рядом качеств, которые отличают его от обычных людей. Поэт наделен всечеловеческой, вселенской отзывчивостью, способностью видеть мир таким, каков он есть,- “чувством правды”.
Есть чувство правды в сердце человека,
Святое вечности зерно:
Пространство без границ, теченье века
Объемлет в краткий миг оно,-
писал Лермонтов в стихотворении “Мой дом”.
Высшая художественная правда достигается ценой больших лишений, ценой жертвенного служения добру. Пушкин вообще считал, что
Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
В заботах суетного света
Он малодушно погружен…
(“Поэт”)
Поэтическое служение -: всегда жертва, связанная с отречением от многих мирских благ. В послании “К другу стихотворцу” Пушкиным сказаны горькие слова о судьбе русских поэтов:
Лачужка под землей, высоки чердаки –
Вот пышны их дворцы, великолепны залы.
Поэтов – хвалят все, читают – лишь журналы;
Катится мимо их Фортуны колесо…
К идее жертвенности поэтического служения подводили Пушкина и Лермонтова раздумья об их собственных судьбах, сама историческая действительность. Перед глазами Пушкина был пример поэтов-декабристов, в ушах Лермонтова словно бы звучал еще преступный выстрел Дантеса. Показательно, что “глагол смерти” дважды используется уже в самом начале стихотворения “Смерть Поэта”:
Погиб поэт! – невольник чести –
Пал, оклеветанный молвой…
Мотив жертвенности чувствуется в стихотворении Пушкина “Пророк” и одноименном произведении Лермонтова. Пушкинский пророк дан в развитии, динамике, движении. Кульминация стихотворения заключается в словах:
И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
Но принесенная жертва не напрасна. Энергия находит выход в повелительном “жги” последней строки стихотворения:
И Бога глас ко мне воззвал:
“Восстань, пророк, и вождь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей”.
Стихотворение Лермонтова “Пророк” создано совсем в другую эпоху. Усиление консервативных тенденций в обществе оказало влияние и на поэзию. Лермонтовского пророка забрасывают камнями.

Он бежит от “ближних”, бежит, но остается пророком. Жертва принесена, но это бесполезная жертва. В этом и заключается трагизм лермонтовского героя. Пророку внемлет лишь безгрешная природа:
Завет предвечного храня,
Мне тварь покорна там земная;
И звезды слушают меня,
Лучами радостно играя.
Самолюбивые старцы пугают им детей:
Смотрите ж, дети, на него:
Как он угрюм, и худ, и бледен!
Смотрите, как он наг и беден,
Как презирают все его!
Сходные мотивы находим и во многих других лермонтовских стихотворениях периода политической реакции в стране (“Поэт”, “Не верь себе”, “Журналист, читатель и писатель”), а также в лирике 30-х годов Пушкина. Достаточно вспомнить стихотворение “Эхо”:
Ревет ли зверь в лесу глухом,
Трубит ли рог, гремит ли гром,
Поет ли дева за холмом –
На всякий звук
Свой отклик в воздухе пустом
Родить ты вдруг.
Ты внемлешь грохоту громов,
И гласу бури и валов,
И крику сельских пастухов –
И шлешь ответ;
Тебе ж нет отзыва…
Таков И ты, поэт!
Печальные, горькие слова! Трагическое признание гения, обреченного на непонимание современников! И все-таки время расставило все на свои места.

Поэзия Пушкина и Лермонтова заняла достойное место в русской классической литературе. Сбылись пророческие слова Пушкина:
Нет, весь я не умру – душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит –
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.