Изложения сказки Гофмана “Золотой горшок”

Фантастика Гофмана преимущественно сказочная, она касается волшебных превращений, необыкновенных приключений и обстоятельств жизни отдельных, лиц, а также чудесных свойств самых обыкновенных предметов. “Гофману,- писал Генрих Гейне,- всюду виделись только призраки, они кивали ему из каждого китайского чайника, из каждого бюргерского парика. Он был чародей…” Сквозь все эти чудеса явственно просматриваются реальные противоречия современной Гофману действительности и натурфилософские представления художника об устройстве мироздания,

о борьбе в нем живых и омертвляющих начал.

В сказке “Золотой горшок” рассказана, казалось бы, банальная история служебных и любовных неурядиц простака и неудачника студента Ансельма, который в конце концов делает, весьма неразумный с точки зрения здравого смысла выбор между двумя возможными невестами,, История эта происходит в Дрездене – обыкновеннейшем во времена Гофмана провинциальном немецком городке, где есть городской рынок, набережная – место вечерних прогулок горожан, мещанский дом чиновника Паульмана, контора архивариуса Линдгорста. Словом, Гофман вводит читателей в заурядную

бытовую атмосферу. Но это только на первый вгзляд.

На самом же деле этот кажущийся заурядным мир полон чудес, и в нем происходит не только соперничество невест, но и напряженнейшая борьба сил добра и зла за душу незадачливого жениха-студента.

Более чем столетие спустя Томас Манн, классик немецкой литературы XX в., расскажет в своем романе “Волшебная гора” (1924) о борьбе человеконенавистнических и гуманных идей за душу только что сошедшего со студенческой скамьи молодого инженера Ганса Касторпа. Эта борьба развернется в самый канун первой мировой войны; Ганс поймет, что с ним ведется нешуточный разговор о том, быть ли жизни на Земле. “Золотой горшок” Гофмана – хотя и полушуточная игровая вещь, но несущая вместе с веселыми шутками невеселую правду. В гофманском Дрездене тайно властвуют две противостоящие друг другу силы: князь добрых духов царства Атлантида Саламандр, он же архивариус Линдгорст, и злая ведьма фрау Рауэрин, она же Лиза, бывшая нянька одной из невест Ансельма, Вероники, а ныне рыночная торговка яблоками и пирожками.

Мир Саламандра (Линдгорста) не только контора, где Ансельм служит переписчиком, но и чудесная, живая, движущаяся, звучащая природа, лучшее создание которой – три золотисто-зеленые змейки, дочери князя духов. Здесь “в глубоком сумраке густых кипарисов белелись мраморные бассейны, из которых поднимались удивительные фигуры, брызгая хрустальными лучами, которые с плеском ниспадали в блестящие чашечки лилий; странные голоса шумели и шептались в этом удивительном лесу, и повсюду струились чудные ароматы”.

Мир старухи Лизы – рынок с его шумом и сварами или же мрачный дом, где, точно в жилище Бабы-Яги, кишит всяческая нечисть, кипит котел, носятся под потолком летучие мыши и стоит будто приготовленное для полета помело. И Линдгорст, и старуха Лиза могут изменить облик любой вещи и сами могут чудесно преображаться, но если Линдгорст-в яркий куст огненных лилий, то Лиза – в обыкновенную свеклу. Ансельм не угодил Лизе, нечаянно задев ее корзину с яблоками и рассыпав ее содержимое; яблоки стали строить гримасы, как живые существа.

Когда Ансельм, подойдя к дому Линдгорста, взялся за дверной молоток, тот превратился в лицо старухи и чуть не укусил студента за руку. Вероника, услыхав однажды, что Ансельм – способный молодой человек и, вероятно, сделает карьеру, возымела на него виды и отправилась за помощью к старухе Лизе. Та посадила юношу в стеклянный сосуд, а он, совсем как Гомункулус в “Фаусте” Гете, силой духа разбил стекло, вырвался на волю и устремился к своей любимой – к дочери Саламандра змейке Серпентине. Действие развивается в стиле игры, полной выдумок и неожиданностей.

Причудливость развития событий передает хаос жизни в романтическом понимании, а с этим соединяется четкая выстроенность системы образов по принципу поляризации, допускающей, однако, переходы персонажей из одного мира в другой.

Забавные приключения и превращения героев исполнены глубокого философско-нравственного смысла. Ансельм – романтический герой, традиционная мечтательность которого имеет в глазах Гофмана, однако, не только возвышенную, но и комическую сторону. Гофман позволяет своему герою вознестись над землею в мечтах, но не дает ему совсем оторваться от нее. Героя Гофмана заботят не только высшие материи, но и безденежье; ему хотелось бы не только упиваться звуками прекрасной музыки, но и прилично одеться, чтобы не ударить в грязь лицом перед девушками.

Возвышенная мечтательность соединяется в Ансельме с унижающей неловкостью жестов, ненаходчивостью в разговоре, нелепостью иных поступков, забавной чудаковатостью. Больше того, он даже не вполне тверд в своей высокой любви к Серпентине и временами готов плениться Вероникой.

Вот почему злой Лизе удалось-таки заключить Ансельма в стеклянный сосуд, сквозь прозрачные стенки которого он увидел еще ряд таких же сосудов с сидящими в них молодыми людьми, вполне довольными своей участью. Ансельм попал в сосуд, потому что временами бывал похож на них, – однако в нем есть и другое. Он один.: из всех решается разбить стекло и выйти из плена на волю, чтобы соединиться с прелестной Серпентиной; он один следует мудрому совету Линдгорста: “…только из борьбы возникает твое счастье в высшей жизни.

Враждебные начала нападут на тебя, и только внутренняя сила, с которою ты противостоишь этим нападениям и искушениям, может Спасти тебя от позора и гибели”.

Финал этой многозначительной сказки полон иронии. Вероника благополучно выходит замуж за регистратора Геербран-да, полностью заменившего ей Ансельма, так как она обратила свои чувства не на человека, а на то положение, которое он может ей дать: с Геербрандом осуществилось все, о чем она мечтала, думая об Ансельме. “Она была госпожой надворной советницей, жила в прекрасной квартире на Замковой улице, или на Новом рынке, или на Морицштрассе; шляпка новейшего фасона, новая турецкая шаль шли к ней превосходно, она завтракала в элегантном неглиже у окна, отдавая необходимые приказания кухарке… Мимо идущие франты украдкой поглядывают кверху, и она явственно слышит: “Что за божественная женщина надворная советница, и как удивительно к ней идет ее маленький чепчик!””

Ансельм же, Женившись на змейке Серпентине, казалось, так непохожей на мещаночку Веронику, получает в приданое золотой горшок, т. е. по-видимому, то же, только позолоченное мещанское счастье. Миры, казалось, внутренне контрастные, оказались. похожими, несовместимые – в какой-то мере взаимопроницаемыми. Но не настолько, чтобы сравняться друг с другом.

Недаром в финале Линдгорст говорит автору, позавидовавшему счастью Ансельма: “Полно, полно, почтеннейший! Не жалуйтесь! Разве сами Вы не были только что в Атлантиде и разве не владеете Вы там по крайней мере порядочной мызой как поэтической собственностью Вашего ума?”

Таков Гофман – он углубляет открытую иенцами тему противоречия между искусством и жизнью, поэзией и прозой, но тут же иронически осмысляет это противоречие, обнаруживая точки соприкосновения между этими явлениями. Он бросает иронический свет на саму романтическую мечту.