Тема судьбы в творчестве М. Ю. Лермонтова

1. Роман “Герой нашего времени”.
2. Судьба как движущая сила сюжета в “Песне про купца Калашникова”.
3. Судьба поэта в обществе.
Тема судьбы как жизненного пути личности так или иначе звучит в произведениях подавляющего большинства писателей. Однако нередко в литературе встречается и несколько иное понимание судьбы, рока, предначертания, за пределы которого человек едва ли способен вырваться. Именно так понимали судьбу древние.

Несмотря на это, их верования и представления занимали и занимают умы мастеров и мыслителей

позднейших эпох. Мотив судьбы, предстающей в различных ипостасях – испытания, рока, жизненного пути – является одной из значимых тем в творчестве М. Ю. Лермонтова.

В главе “Фаталист” знаменитого романа “Герой нашего времени” с темой судьбы сплетается характерный для творчества писателя мотив сомнения. Это сомнение становится завязкой, отправной точкой сюжета, драматизм которого постепенно нарастает. Размышляя о предопределении, герой Лермонтова сопоставляет отношение к нему людей прежних эпох и своих современников, ни во что не верящих твердо: “Какую силу воли придавала им уверенность,

что целое небо с своими бесчисленными жителями на них смотрит с участием, хотя немым, но неизменным!” Вспомним: в древнегреческих мифах, например, у каждого героя были боги-покровители, которые принимали участие в судьбе своих подопечных.

Однако даже боги не в силах были отменить то, что назначено судьбой.

Впрочем, герои Лермонтова спорят лишь о том, предопределено ли время смерти человека. Уже древние допускали возможность того, что человек способен сам распорядиться своей жизнью: в “Энеиде” Вергилия Дидона, покинутая Энеем, кончает жизнь самоубийством, однако согласно предначертанию судьбы, царице Карфагена полагалось прожить дольше.
В “Фаталисте” герои Лермонтова приходят к выводу, что предопределение существует – пистолет был заряжен, и все же поручик Вулич остался жив. В то же время “странный отпечаток неизбежной судьбы”, который почудился Печорину в выражении лица Вулича, и в самом деле оказывается предвестником трагического и нелепого конца офицера от руки пьяного казака.

Само название этой главы романа связано с идеей судьбы, рока: фаталист – это человек, верящий, что события жизни предначертаны заранее. Но, помимо проблемы существования рока, Лермонтов затрагивает тему противостояния человека и судьбы. Размышляя о предопределении, Печорин полагает, что “истинное наслаждение” “встречает душа во всякой борьбе с людьми или судьбою…”.

Конечно, именно желание испытать такое наслаждение толкнуло его “подобно Вуличу”, “испытать судьбу”. Судьбе противостояли и герои мифов: но разница между ними и героями Лермонтова заключается в том, что мифические герои нередко знали, что их ждет, но тем не менее шли навстречу судьбе. Что же касается Вулича и Печорина, то им неизвестно, что их ждет. “Делай, что должно, будет, что суждено” – такова позиция древних героев.

В романе Лермонтова ситуация принципиально иная: герои вступают в своего рода игру с неизвестностью, но не потому, что это необходимо, а ради острых ощущений. И все же мотив рока, тяготеющего над человеком, властно звучит в “Фаталисте”: “…Видно, уж так у него на роду было написано!”
Мотив судьбы незримо присутствует и в поэме Лермонтова “Песня про купца Калашникова”.

Сердца жаркого – не залить вином,

Думу черную – не запотчевать! –

Фаталистически вздыхает опричник Кирибеевич, полюбивший чужую жену.
А ведь он вполне мог бы подыскать себе богатую и знатную невесту – вряд ли нашлись бы родители, которые отказались бы выдать дочь за царского любимца. Жил бы в свое удовольствие с молодой женой, пользовался царскими милостями и горя не знал! И Степан Парамонович со своей Аленой Дмитревной мог бы жить “долго и счастливо” – да, знать, судьба…
И головушка бесталанная
Во крови на плаху покатилася.
Явный намек на судьбу, которую в народной поэзии нередко назвали “талан”. “Бесталанная головушка” – словно Степану Парамоновичу, как мифическому герою, заранее был предрешен печальный конец. Впрочем, и у его противника участь тоже оказалась незавидной. И прекрасная Алена Дмитревна, верная жена, на которую засматриваются мужчины – ей судьба тоже выпала печальная:
На белом свете я сиротинушка:
Родной батюшка уж в сырой земле,
Рядом с ним лежит моя матушка,
А мой старший брат, сам ты ведаешь,
На чужой сторонушке пропал без вести,
А меньшой мой брат – дитя малое,
Дитя малое, неразумное…
Злая судьба отнимает у нее и мужа, единственно-, го заступника.
Однако нужно отметить, что в поэме звучит не только мотив судьбы, но и тема свободного выбора человека. Пусть Кирибеевич против воли полюбил Алену Дмитревну, но он по своей воле пытается добиться ее взаимности, что противоречит законам Бога и людей. И Алена Дмитревна по своей воле выбирает верность мужу.

Решение Степана Парамоновича встретиться с Кирибеевичем в кулачном бою – тоже его собственное решение.
Вольной волею или нехотя
Ты убил насмерть мово лучшего слугу,
Мово лучшего бойца Кирибеевича? –
Грозно вопрошает разгневанный царь, и Калашников честно отвечает: “Я убил его вольной волею”. И расправа над своим противником, и искренность купца перед царем, в руках которого находится его жизнь, – это свободный выбор Калашникова. Но, с другой стороны, так ли свободен выбор лермонтовских героев?

В древнегреческих мифах у героев всегда существует выбор, но они неизбежно следует по предначертанному пути. Каждый выбирает в соответствии со своими убеждениями, характером, системой ценностей. Высокие нравственные идеалы Калашникова торжествуют над его “бесталанностью”: окончив земной путь, он живет в памяти народа. Калашников смело встретил взгляд судьбы, свято веря в то, что он поступает, как должно:
“Чему быть суждено, то и сбудется;
Постою за правду до последнего!”
Погиб поэт! – невольник чести –
Судьбы свершился приговор! –
Разве не угадывается определенное сходство мотивов? И снова судьба… Автор наглядно показывает, что судьба эта является делом рук людей, окружающих личность, исключительную по своим дарованиям. Но откуда берется столь несправедливое отношение к таланту?

Зависть заурядных людей, их злорадство при виде несчастий гения, желание унизить его, прервать его полет, втоптать в грязь – что лежит в основе этого? И сам этот дар, таинственный и роковой – откуда он?
С тех пор как вечный судия
Мне дал всеведенье пророка…
Лермонтов не дает однозначных трактовок, что такое судьба. Да и кто вправе их давать? Ее вечный мотив проходит сквозь творчество великого русского писателя, как горестная и величественная мелодия, и каждый улавливает в ней то, что созвучно его душе.