Свет в поэзии И. Бродского

Свет – он существует в мире. Нужно только увидеть его и назвать, что и делает Бродский:

“на исходе тысячелетья, в Риме
я вывожу слова “факел”, “фитиль”, “светильник”.

“Римские элегии” – это не просто поэтический рассказ о пребывании в Риме. Это и ироничный взгляд на себя, “я певец дребедени, лишних мыслей, ломаных линий”, “мы вряд ли боги в миниатюре”.

Здесь щемяще звучит тема быстротечности жизни человека. Что такое отрезок человеческой жизни по сравнению с Вечным городом, над которым время не властно:

“Крикни сейчас “замри” – я бы тотчас замер,
как этот город сделал от счастья в детстве”.

Как и у римских поэтов, у Бродского рефреном звучит мотив неслучайности прихода в этот мир и благодарности за жизнь на земле:

“Наклонись, я шепну Тебе на ухо что-то: я
благодарен за все; за куриный хрящик
и за стрекот ножниц, уже кроящих
мне пустоту, раз она – Твоя”.

Главный свет в жизни Бродского – это свет веры, свет Вифлиемской звезды. Следуя традиции пастернаковской “Рождественской звезды”, Бродский пишет свою “Рождественскую звезду”, но поэт при этом предельно лаконичен:

“…из глубины Вселенной, с другого его конца,
звезда смотрела в пещеру, и это был взгляд Отца”.