Отношение искусства к действительности

<

p>Воронский сформулировал ответ более чем точно. Его слова стали лозунгом, даже символом одного из полюсов общественного сознания 20-х годов. “Искусство как познание жизни и современность”, “Искусство видеть мир” – таковы были заголовки программных статей Воронского. В основе его концепции лежало признание познавательной функции искусства.
Такому пониманию задач искусства в то время противостояла теория “искусства – жизнестроения” или “производственного искусства”. Критики и теоретики К. Зелинский, Чужак,

Брик, Евреинов, Арватов, Гастев при всем различии нюансов их концепций в целом видели в искусстве служанку производства и быта. С точки зрения участников группировок ЛЕФ – конструктивистов и пролеткультовцев – в задачу искусства входило обеспечение максимального комфорта для производителя материальных ценностей.

Лефовцы приходили даже к идее унификации личности, размышляя об “отчетливо функционирующем человеке”. Человек интересовал их, прежде всего, как производитель материальных ценностей. Искусство и должно было, по их мысли, как можно лучше проводить подобную унификацию.
Очень многим,

особенно в начале 1920-х годов, подобная позиция казалась сверхноваторской, ультрапролетарской, идеологически безупречной. Заявить, как Воронский, что задача и основная функция искусства – познавать действительность, а не строить новый быт и не содействовать интенсификации производства, стоило немалого мужества.
Вопрос о творцах новой культуры, столь же принципиальный, как и первый, приведший к размежеванию литературных сил, поворачивался в повседневных баталиях самыми неожиданными гранями.
Собственно этим и занималась “Красная новь”. Решающим фактором отбора материала для публикации была его художественность и актуальность. Сам факт публикации на страницах “Красной нови” был для писателя настоящим поступком: он означал, во-первых, профессиональное признание очень строгим ценителем, а во-вторых, размежевание с левым и правым фронтом.

Могла ли подобная ориентация “на того, кого и раньше называли разночинцем”, на “подлинный демос городов и деревень”, и даже на “осколки прежних дореволюционных общественных слоев и прослоек” не вызвать негодования у сторонников и блюстителей пролетарской чистоты, сосредоточенной в официозе РАППа?