Запахи как метафора искусства конца XX столетия

Сочинение по роману Патрика Зюскинда “Запахи”. Искусство всегда ищет. Темы, образа, аллегории, символы, вообще форму представления того, чем проникается художник. Общие тенденции по обыкновению развиваются параллельно в нескольких видах искусств, которое зависит и от общего залога культуры, и от проблем, которые волнуют художников в широком значении этого слова.

Первое предопределяет форму. Второе – темы. Развитие науки в XIX веке и вера в то, что всему можно найти рациональное объяснение послужил причиной расцвета реализма в крайней

форме – натурализма. И мир усложнялся: разрушались культурные границы между странами, ломались обычные устройства, и искусство, стараясь художественно понять эти изменения и вместе с тем вдохновляясь невиданным масштабом процессов, начало искать объяснение временами в иррациональном, а формы воплощения идей тоже создавались новые.

Так возник модернизм. Но и в глобализации была своя граница – настало время, когда человечество пришло в ужас от неограниченности собственных возможностей в области разрушения как физического, так и духовного. Разрушались границы между высоким и нищим, элитарным

и массовым, игрой и реальностью – между всем. Хаос пришел у мысли художников.

То, что вчера казалось благом, на глазах начало превращаться в страх. И художники, как люди душевно более чувствительные и впечатлительные, начали искать пути бегства от глобального в частные “локальные миры” постмодернизма, где вместо героической экспансии к большим идеалам, человек достал возможность пожить частной жизням.

Свобода модернизма – свобода от существующих обстоятельств и внешних ограничений. Свобода постмодернизма – попытка освободиться от диктата глобальных идеалов. Даже такого, как принцип “чистого искусства”, или “искусства ради искусства”.

Разве имеет принципиальное значение, как конкретно называется глобальное “что-то”? Даже если отвлечься от течений (хотя архитектурных, хотя литературных), разные виды искусства имеют разные степени абстрактности. Из обычных, традиционных и признанных видов искусства считается музыка. Но Патрик Зюскинд в своем романе вывел на сцену вид искусства абстрактнейшее чем музыка: искусство создания запахов.

Символическое искусство, избранное писателем именно для того, чтобы подчеркнуть главный принцип “чистого искусства”, которое при этом будто тяготеет к реализму. Но – как? Герой его произведения, чтобы воссоздать наилучшее благоухание людей, убивает владельцев этих запахов.

Он гений, но его гениальность ужасна, как следствия деятельности любого фанатика, который получил безграничную власть над другими. Да и именно это искусство даже “в норме” уже предусматривает преобразование живого – цветов – на мертвые искусственные запахи благоухания. Весьма детально изображает писатель этот непривлекательный технологический процесс, откровенно называя то, что делают с цветами, “убийством”.

Жан Батист Греной, главный герой романа – воплощение сразу нескольких принципов, против которых выступает автор и все течение постмодернизма. Сколько раз были воспеты в литературе люди, что жилы “одной, но пламенной страстью”, подвижники, которые были готовые и собственная жизни, и жизнь кого-нибудь принести в жертву определенной идее. Идеи прекрасного, например.

Идеи, которые может ввести в других: люди, которые желали изодрать на куски убийц, вдруг буквально влюбляются в Греноя, встретившись с его шедевром – духами, которые воссоздавали запах убитых красавиц. Так, Греной создает чудо. И тем, кто не знает, какую цену было заплачено за создание его шедевра и настоящую цель этого человека – власть над другими, его “произведение искусства” может сдаться прекрасным. И или достойное искусство такой цены?

И или часто задумываемся мы, к каким личным целям стремятся некоторые безоговорочные гении?

Искусство мысли – тоже искусство. Чтобы сделать атомную бомбу, возвратить течение, создать политическую идеологию и воплотить ее у жизнь вместе с концлагерями, тоже треба быть гением. Но любая идея – художественная, научная, политическая, что несет в себе необходимость насилия, весьма похожа на духи Греноя. Его шедевром можно захватываться, как любыми шедеврами такого типа.

Можно обожествлять его вместе с автором-убийцей. Похожими шедеврами пестреет XX столетие. Таланты находят почитателей. Но разве легче от того жертвам отстраненной идеи?

Да и сам химерический художник, оказывается, не достал ожидаемого удовлетворения от того, что создал: “То, чего он всегда страстно желал, а именно, чтобы его любили другие люди, в момент успеха стало ему невыносимым, так как сам он не любил их, он их ненавидел”. И в конце концов его съедают в прямому (а на самом деле – символическому) значении, именно потому, что он своим гением вызвал такую любовь. Все его высокое искусство было сплошным заблуждением, иллюзией, как сам его образ в глазах одураченных людей – этот гений на самом деле не имел запаха, ни чего-то человеческого в своей природе. Не случайно П. Зюскинд неоднократно сравнивал его с, клещом, т. е. с паразитом.

Ни себе, ни другим ничего реально хорошего не может принести подобное искусство – такая мысль возникает, если внимательно читать роман.

Конечно, роман “Запахи” имеет и другие темы, так как зачем писать книгу о том, что можно передать несколькими словами? Но эта тема: символическое развенчание художественных принципов экспансивного модернизма – есть ведущей. Может, следует задуматься над тем, чтобы не дать ввести себя в девясил новым гениям-ворам?