И все-таки Сонетка!
Софья. Сонечка. Соня… Это женское имя стало одним из самых распространенных в русской литературе XVIII-XIX веков.
Так называли своих героинь Д. И. Фонвизин, А. С. Грибоедов, Л. Н. Толстой, Ф. М. Достоевский… Но в их произведениях находим лишь три формы этого имени. Так, героиню в пьесе “Горе от ума” чаще всего называют Софьей Павловной, в романе ” Преступление и наказание” не иначе как Сонечкой или Соней…
Что же заставляет Н. С. Лескова выбрать для одной из героинь очерка “Леди Макбет Мценского уезда” столь необычную форму
Ясно, что значение его (“София” в переводе с греческого означает “мудрость”) писателем не только не подчеркивается, но и сознательно полностью игнорируется. Так, может быть, “Сонетка” – пример неологизма, окказионального слова, на которые Лесков был величайшим мастером? По форме похоже. Тот же прием контаминации – скрещивания, объединения двух слов для создания нового.
Какие ассоциации возникают у читателя? Сонетка… конфетка, кокетка, гризетка… Какое легкое, игривое, непринужденное звучание имени!
Но не покидает меня ощущение, что где-то я его
Поиски в толковом словаре ничего не дали. А вот словарь архаизмов обрадовал неожиданным открытием. “Сонетка – звонок на шнурке для вызова прислуги”, – прочитала я там. И сразу вспомнилась гончаровская Ольга Ильинская, вышивающая Обломову сирень на сонетке…
Совсем бытовое, привычное в то время слово! Почему же Лесков называет так свою героиню? Почему не Софьюшка, Софа, Сонюша, а именно Сонетка?
Попробуем разобраться…
“Востролицая блондиночка с нежно-розовой кожей, крошечным ротиком и золотисто-русыми кудрями” – так описывает Сонетку Лесков. Кто не обратит внимания на мелодию, звучащую в этой портретной характеристике? Внутри предложения можно построить музыкальный тонический ряд – вот такой: оли-лон-дин… ро-ро-ло… Да ведь это же перезвон бубенцов!
И само описание Сонетки под стать этой мелодии: светлая, крошечная – словно легкий капризный колокольчик! “Вьюн; около рук вьется, а в руки не дается” – вот что в партии арестантов говорили о ней.
Сонетка – это раздражитель, звонок, способный вызвать в каждом, кто его слышит, немедленный отклик. Кому это нужно? Зачем?
Сергею, чтобы заставить “встрепенуться, затрястись” Катерину Львовну: “Купчиха, а ну-ка, по старой дружбе, угости водочкой! Вспомни, моя разлюбезная, как мы с тобой погуливали, осенние долгие ночи просиживали, твоих родных без попов и дьяков на вечный покой спроваживали…”
Вот оно, это резкое движение руки, дергающей шнурок, движение, после которого голова Измайловой начинает “гореть” и раскалываться от беззастенчивого трезвона: “Ну, а водочки и я б уж выпила: мочи нет холодно, – прозвенела Сонетка”. И несколькими строчками ниже: “Ну ты, мирская табакерка! – крикнул на Фиону Сергей. – Что мне тут еще совеститься! Да мне стоптанный Сонеткин башмак милее ее рожи, кошки этакой ободранной…
Вон пусть лучше к этапному поластится: у него под буркой по крайности дождем не пробирает.
– И все б офицершей звать стали, – прозвенела Сонетка”. Сергей мстит бывшей любовнице, вновь и вновь заставляет заливаться бубенец… А может быть, здесь еще и желание насладиться звоном? Два раза Лесков говорит нам об удивительном голоске Сонетки, два раза по тексту она “звенит”, потешая Сергея и делая “диким” взор арестантки Измайловой.
Сонетка – вьюн, блуждающий огонек, этакий бубенчик, который смеется, и заливается, и манит за собою… Колокольчик, заводящий в трясину. А в очерке она – стеклянный колокольчик (стекло – блондиночка) – разбивается от собственного звона.
Ведь это же не ее, а Сергея должна была утопить оскорбленная Катерина Измайлова! Разве глупый бубенец виноват в ее беде? Рука, дергающая шнурок, измучила героиню.
Но уже обезумела она от Сонеткиных переливов! Сердце горело разбить ее, ненавистную. Слишком сильно раскачали колокольчик, слишком сильно дернули за шнурок – и только брызги полетели от сиявшего бубенца.
Не случайно в последнем абзаце Лесков отступает от “звенящего” образа, не случайно дает эпизод, в котором мучительница становится жертвой: “Катерина Львовна… бросилась на Сонетку, как сильная щука на мягкоперую плотицу, и обе уже более не показывались”.
Всего одно имя, деталь, штрих… Но как много поведает он еще об одной женской судьбе. О трагедии “востролицей блондиночки с нежно-розовой кожей”.
Как мы сообщали в № 17, Елена Погорелая заняла третье место на VIII Всероссийской олимпиаде школьников по литературе.