Художественные открытия Чехова в пьесе “Вишневый сад”
В классической драме диалог – одно из важнейших изобразительных средств, где каждое слово выражает позицию противоборствующих сторон. Чехов же в своей драме внешне имитирует разговорную речь. Реплики “невпопад” создают эффект медлительного течения жизни: “Лопахин. …Я думаю: “Господи, ты дал нам громадные леса, необъятные поля, глубочайшие горизонты, и, живя тут, мы сами должны бы по-настоящему быть великанами…”
Любовь Андреевна. Вам понадобились великаны… Они только в сказках хороши, а так они пугают.
В глубине
(Задумчиво.) Епиходов идет… Аня (задумчиво). Епиходов идет…
Гаев. Солнце село, господа. Трофимов.
Да.
Гаев (негромко, как бы декламируя). О, природа, дивная, ты блещешь вечным сиянием, прекрасная и равнодушная, ты, которую мы называем матерью, сочетаешь в себе бытие и смерть, ты живишь и разрушаешь…
Варя (умоляюще). Дядечка! Аня. Дядя, ты опять!
Трофимов. Вы лучше желтого в середину дуплетом. Гаев.
Я молчу, молчу.
Все сидят, задумались. Тишина. Слышно только, как тихо бормочет Фирс.
Вдруг раздается отдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей
В контексте пьесы такой диалог со “случайными” репликами, самостоятельными речевыми темами и авторскими ремарками перебивает ритм действия и постоянно возвращает к внутреннему сюжету уходящего времени, создавая психологическую атмосферу ожидания “несчастья”. Диалоги в пьесе Чехова – иллюзия общения. За “случайными” репликами персонажей – одиночество героя в мире, неспособность услышать и невозможность быть услышанным.
Каждый персонаж ведет свою речевую партию. Она может быть статична или динамична.
Постоянные речевые темы Гаева (“Режу в угол!”, “Кого?”), Пети Трофимова (“Надо работать!”, “Мы выше любви!”, “Вперед!”), Симеонова-Пищика (“Завтра по закладной проценты платить”, “Дочка моя, Дашенька… вам кланяется”) обнаруживают противоречие героя со временем и создают комический эффект.
Речевая тема Раневской динамична: “О, мое детство, чистота моя!” (первое действие), “О, мои грехи.”” (второе действие), “Отчего так долго нет Леонида?” (третье действие), “Прощай!..” (четвертое действие). Героиня “проигрывает” свою речевую партию в разных тональностях, не изменяясь сущностно. За произносимыми словами прячется то, что скрывается.
Чехов мастерски создает речевую композицию образа Лопахина, выстраивая ее на контрасте двух противоположных тем: “Отец мой… мужик был, а я вот в белой жилетке, желтых башмаках” – “…Люблю вас, как родную… больше, чем родную” (первое действие); “…Время не ждет… Дайте мне ответ!” – “Слушаю” (второе действие); “Вишневый сад теперь мой! Мой!” – “Бедная моя, хорошая, не вернешь теперь. (Со слезами.)” – “За все могу заплатить!” (третье действие).
В финальном, четвертом действии звучит только речевая тема Лопахина: “…Выходите, господа… До свиданция”.
Внутренний сюжет уравнивает всех, независимо от каких бы то ни было различий: уходит время – проходит жизнь.
Речевая тема, заявленная одним персонажем, может проигрываться в репликах других героев, создавая эффект многослойного толкования. Так, настоящее Шарлотты (“Ничего у меня нет”, “В городе мне жить негде”) отражается в будущем Раневской, с ее пятнадцатью тысячами ярославской бабушки.
В чеховской пьесе значима каждая реплика; проигрываясь в речевых партиях персонажей, она получает полифоническое звучание. Так, неожиданными смыслами наполняется в “Вишневом саде” глагол прошедшего времени “забыли” . Впервые слово прозвучит в “бытовом” диалоге. Фирс вспоминает о “прежних временах”, когда умели сушить вишню, а теперь “забыли.
Никто не помнит”. В иной эмоциональной тональности оно звучит в диалоге Гаева и Раневской:
“Гаев. …Ты не забыла, Люба? Вот эта длинная аллея идет прямо, прямо, точно протянутый ремень, она блестит в лунные ночи. Ты помнишь? Не забыла?
Любовь Андреевна (глядит в окно на сад). О, мое детство, чистота моя! Если бы снять с груди и с плеч моих тяжелый камень, если бы я могла забыть мое прошлое!”
Не услышанное в первом действии, это слово-предупреждение отзовется в финальной реплике Фирса: “Уехали… Про меня забыли…” В контексте пьесы эта реплика приобретает полифоническое звучание, перекликаясь с фразой Раневской: “Уедем – и здесь не останется ни души”. Речь идет уже не об особенностях памяти или эмоциональной глухоте персонажей, но о человеческой душе.
Чехов сочетает различные речевые темы, создавая причудливый рисунок течения жизни и атмосферу утраты, прощания, ухода.
В общей партитуре пьесы важна тема автора. Наиболее отчетливо авторская точка зрения выражена в ремарках. Язык героев Чехова – обманчивая реальность, сквозь которую поверх слов и их значений, вопреки сказанному, нужно уловить истинное состояние. В соответствии с авторскими указаниями персонажи совершают действия, расходящиеся с содержанием реплик.
И эти действия – проявление истинных чувств, они выражают внутренний настрой персонажей.
Один из важнейших смысловых элементов пьесы – реплика-пауза. Она означает иной, вне конкретного значения слов, уровень душевного общения и глубины чувств. Семантическое наполнение этой ремарки различно: миг абсолютного понимания, тупик общения, предел человеческих возможностей.
В третьем действии звучит монолог Лопахина – нового хозяина вишневого сада. Параллельно с речевой темой этого персонажа Чехов мастерски выстраивает сюжет переживаний других героев:
“Любовь Андреевна. Кто купил? Лопахин. Я купил.
Пауза.
Любовь Андреевна угнетена; она упала бы, если бы не стояла возле кресла и стола. Варя снимает с пояса ключи, бросает их на пол, посреди гостиной, и уходит”.
Последующий монолог Лопахина сопровождается ремарками, которые сродни психологическому рассказу: “Смеется”, “Хохочет”, “Топочет ногами”, “Поднимает ключи, ласково улыбаясь”, “Звенит ключами”, “Слышно, как настраивается оркестр”, “Играет музыка, Любовь Андреевна опустилась на стул и горько плачет”. Самостоятельно звучащие речевые партии создают ансамбль чеховской пьесы с неизбежными и необходимыми паузами, когда важно понять то, о чем молчат.