Анализ текста повести “Максим Масимыч”
Наедине с тобою, брат,
Хотел бы я побыть:
На свете мало, говорят,
Мне остается жить!
Поедешь скоро ты домой:
Смотри ж… Да что? моей судьбой,
Сказать по правде, очень
Никто не озабочен.
Такую песню поет герой сказки Лермонтова “Ашик-Ке-риб”. Лермонтов пересказал известную в устном творчестве многих народов сказку о верной любви. Никакого отношения к Печорину, Максиму Максимычу или Автору “Бэлы” она не имеет.
Тем не менее, начиная повесть о Максиме Максимыче, Лермонтов явно пародирует “Ашик-Кериба”.
“Расставшись с Максимом Максимычем, я живо проскакал Терекское и Дарьяльское ущелья, завтракал в Казбеке, чай пил в Ларсе, а к ужину поспел в Владыкавказ”.
Сказочный герой Ашик-Кериб за день преодолевает расстояние, которое не под силу ни одному коню, – поспеть из Арзиньянской долины в Тифлис можно, и вправду, только на крыльях. Остановки в пути он делает для того, чтобы сотворить намаз, то есть молитву.
Автор повести “Максим Максимыч” завтракал в Казбеке, чай пил в Ларсе, ужинал во Владикавказе (теперь город Орджоникидзе) – останавливался, чтобы поесть, а не помолиться.
Интонация Автора в начале повести о Максиме Максимыче несколько иная, чем в повести “Бэла”: она иронична.
Автор начинает с того, что подсмеивается над самим собой, сравнивая себя со сказочным Ашик-Керибом, а затем описывает и горы, и дорогу, и гостиницу все тем же насмешливым тоном: “Избавляю вас от описания гор, от возгласов, которые ничего не выражают, от картин, которые ничего не изображают. . .” Это пишет тот же самый человек, который в первых своих записях восклицал: “Славное место эта долина! Со всех сторон горы неприступные…” – и подробно описывал горы, скалы, реки. Что же произошло, что заставило Автора перейти от восторгов к ироническому раздражению?
Ответ на этот вопрос мы получим в конце повести о Максиме Максимыче, потому что запись о новой встрече с добрым штабс-капитаном сделана, очевидно, после этой встречи, и причины раздражения Автора следует искать в ней.
“Я остановился в гостинице, где останавливаются все проезжие, и где между тем некому велеть зажарить фазана и сварить щей, ибо три инвалида, которым она поручена, так глупы или так пьяны, что от них никакого толка нельзя добиться”.
Инвалиды глупы и пьяны, гостиница плоха, и вдобавок приходится задержаться в этой гостинице на три дня – казалось бы, достаточно причин для раздражения. Однако Автор “для развлечения вздумал записывать рассказ Максима Максимыча о Бэле”, в котором, как мы видели, никакого раздражения нет – наоборот, Автор полон впечатлениями от прекрасной природы, сочувствует Бэле, симпатизирует штабс-капитану. Гостиница, инвалиды, задержка в пути начнут раздражать его позднее, когда он примется описывать свое новое приключение.
“Первый день провел я очень скучно; на другой день рано утром въезжает на двор повозка.. . А! Максим Макси-мыч! . .” Здесь нет никакого чувства, кроме радости, и в восклицании, которым Автор приветствует доброго старика, и в прямом признании: “Мы встретились, как старые приятели. Я предложил ему свою комнату”. Но в следующих строчках уже начинает звучать странное пренебрежение, которого мы до сих пор не замечали в отношении Автора к Максиму Мак-симычу: “Он не церемонился, даже ударил меня по плечу и скривил рот на манер улыбки. Такой чудак! ..”
В “Бэле” Автор не раз восхищался многообразными уменьями Максима Максимыча; теперь он говорит о них с чуть заметной насмешкой, неуважительно. Даже то, что штабс-капитан “удивительно хорошо зажарил фазана”, раздражает Автора. В “Бэле” он старался расспросить Максима Максимыча, не сомневаясь, что тот может рассказать немало интересного.
Теперь он замечает: “Мы молчали. Об чем было нам говорить?. .”
Что же заставило Автора изменить свое отношение к доброму Максиму Максимычу? Очевидно, здесь, в этой скучной гостинице, произошли какие-то события – в них-то и кроется причина раздражения Автора. Мы ждем описания этих событий, но Автор не спешит удовлетворить наше любопытство. Пауза затягивается. “Так сидели мы долго.
Солнце пряталось за холодные вершины, и беловатый туман начинал расходиться в долинах, когда на улице раздался звон дорожного колокольчика и крик извозчиков”.
Звон дорожного колокольчика и крик извозчиков – первые вестники появления Героя. Лермонтов нагнетает ожидание. Холодные вершины гор и беловатый туман дополняют спокойно-равнодушное настроение двух офицеров, молча сидящих у огня.
Но ведь должны произойти какие-то важные события. “Когда же?” – ждет читатель.
Герой, Печорин, появляется далеко не сразу. Его появлению предшествует длинная церемония. Во двор въезжает несколько повозок, “за ними пустая дорожная коляска”.
Путешественнику, скучающему в скучной гостинице скучного города, интересно всякое новое лицо – но лица-то и нет: есть только пустая коляска, невольно привлекающая внимание. Да к тому же “ее легкий ход, удобное устройство и щегольской вид имели какой-то заграничный отпечаток”. Такая коляска – признак богатства ее владельца, она возбуждает в Авторе завистливый интерес.
За коляской “шел человек с большими усами, в венгерке, довольно хорошо одетый для лакея… Он явно был балованный слуга ленивого барина”
Героя еще нет, но читатель, вместе с Автором, уже заинтригован – сначала элегантной коляской, потом балованным лакеем. Каков же должен быть владелец коляски и хозяин лакея, если даже его слуга покрикивает на ямщика?
(1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...