Основные темы и мотивы всей лирики Лермонтова

В одном из последних стихов Лермонтова “Выхожу один я на дорогу” (1841) объединены основные темы и мотивы всей его лирики. Автор будто подводит итог своему поэтическому творчеству.

В первой же строке речь идет об одиночестве лирического “я” поэта. Он выходит в открытый, широкий мир. Перед ним направленная вдаль бесконечная дорога, над ним – бескрайнее небо. Если ранняя романтическая лирика Лермонтова погружала героя в мир разобщенности, глухоты, непонимания, то в этом стихе мир, в котором находится герой, – это “мир, полный

связей и коммуникаций.

Он пронизан связями, он говорит, слышит, любит”. “Каменистый путь” (деталь кавказского пейзажа, которая захватила Л. Н. Толстого) освещен и залит лунным светом.

Этот свет объединяет небо и землю. Не случайно и упоминание о тумане: это не только намек на то, что человек не в силах узнать, что ожидает его на жизненном пути; туман заполняет пространство между землей и небом и выполняет роль посредника.

Пространство земли названо словом “пустыня”. Речь идет не о песчаной безжизненной равнине. Пустыня здесь, во-первых,- местность, которая противостоит городу или другому

поселению, цивилизации, мира созданного человеком общественного зла; во-вторых, это слово означает открытое, большое, безграничное пространство.

Соответственно Толковому словарю Даля, “пустыня” – “незаселенное большое место, пространство, степи”. О небольшом участке земли, огороженном забором, сказать “пустыня” нельзя. Если слово “дорога” содержит в себе значение бесконечной длины, то “пустыня” – необъятная ширь.

В лирике Лермонтова пустыня нередко воспринималась как край изгнания, символ одиночества, опустошенной жизни (стихи “Три пальмы”, 1839; “Благодарность”, 1840). Здесь пустыня становится местом уединенного свидания со вселенной. Герой один в огромном мире, открытом со всех сторон, и мир этот “говорит” и “слушает”.

При этом “ночь тихая”, звезды разговаривают друг с другом без слов, и земля “слушает” Бога также в безмолвии. Мир, который окружает поэта, не только умеет говорить и слушать. Он слышит неслышное, видит незримое, он наделен способностью особенно тонко понимать и чувствовать.

Настолько же уникальные способности получил в свое время пушкинский пророк в дар от шестикрылого серафима: “И внял я неба содроганье, и горных ангелов полет, “…” и дольней лозы прозябанье” (“Пророк”).

Вторая строфа Лермонтовского стиха посвящена отношениям, которые возникают между поэтом и окружением. Этот мир прекрасный: “В небах торжественно и чудесно”. Слово “чудесно” (чудно – рус.) означает и положительную оценку (хорошо, прекрасно), и вместе с тем напоминает о чуде. Поэт становится свидетелем какой-то скрытой от людей тайны природы, торжественного и таинственного чуда, невидимого другим.

В этой связи слово “один” приобретает новый смысловой оттенок: оно указывает не только на одиночество, но и на избранность. Поэт оказался единственным, кого допустили в святилище природы.

Строка “Спит земля в сиянье голубем” обобщает мотив слияния земли и поднебесья. Сон в этом случае означает покой и полноту жизни. В то же время это одно из непостижимых лермонтовских прозрений: взгляд на землю будто извне, из космоса (намного позднее, когда человек сможет выйти за пределы земной атмосферы, наша планета действительно окажется голубой). “Голубое сияние” (кстати, голубой – один из любимых цветов Лермонтова) предоставляет земному пейзажу космической широты.

Но полноте и покою природы противопоставляется состояние поэта. Ему “больно” и “тяжело”, он глубоко недовольный, ни прошлое, ни будущее не тешат его. Если мир природы – это, в сущности, мир, который находится вне времени (для него нет ни прошлого, ни будущего, существует только вечность), то мир поэтического “я” связан с движением времени, и переживание современного для него невозможно без памяти о прошлом и мечтах о будущем.

Не случайный образ дороги – движения во времени.

Третья строфа полностью посвящена лирическому “я”. Она говорит о желании поэта вырваться из мира одиночества и приобщиться к миру природы. Он стремится избавиться от пут времени: “Уж не жду от жизни ничего я” – отказ от будущего, “И не жаль мне прошлого ничуть” – отказ от прошлого. Вместо них поэт хотел бы влиться в вечный мир природы и приобщиться к ее полному силе сну.

Лермонтовский стих снова сближается с пушкинским: строка “Я ищу свободы и покоя” напоминает пушкинское “На свете счастья нет, но есть покой и воля” (“Пора, мой друг, пора…”). Эти понятия сближенные и в “Евгении Онегине”: Татьяна “сидит покойна и вольна”, а Онегин в отчаянии пишет ей: “Я думал: вольность и покой замена счастью…” ? В этому случае для нас важный не факт согласия или несогласия автора с героями, а то, что само соединение покоя и воли – идея Пушкина. Для раннего Лермонтова она далекая: лермонтовская воля проявлялась в бунте, борьбе и деятельности, она самой своей природой была противоположна покою.

Герой же стиха “Выхожу один я на дорогу…” ищет той высшей воли, которая не противоречит законам природы, не требует постоянного бунта, протеста, а имеет в виду полноту жизни личности, гармонически согласованной с мировой жизнью.

Четвертая и пятая строфы подробно раскрывают этот новый для лермонтовского героя идеал. Сон, о котором он мечтает, – это не “холодный сон могилы”, а полнота жизненных сил, не случайно именно в этом сне поэт находит надежду на любовь и счастье (“о любви мнет сладкий голос пел”). Тема “сладкой” песни поддержана звукописью последней строфы (аллитерация на “л”) и всем мелодичным строением стиха.

Дуб, в корень которого герой хотел бы погрузиться в свою полную жизнь сна, – это космический образ мирового древа, которое соединяет небо и землю, традиционный образ многих мифологических систем. Поэт хочет достичь гармонии сказочно, как в детстве, без усилий.

Полнота жизни – это приобщение к природе в ее таинственном и древнем величии, удовлетворение жажды любви, выход из одиночества. Лермонтов дает своеобразный ответ на пушкинский вопрос. Пушкин и его герой Евгений Онегин, по-разному решая этот вопрос, стояли перед выбором: счастье или покой и воля.

Лермонтовский герой объединяет покой, волю и счастье, признавая их высшими ценностями бытия. Воля заключается для него теперь не в отделении от людей, а в полноте жизни, в слиянии с вечной жизнью природы, в приобщении к величественной симфонии мировой любви, которую услышал поэт в безмолвном разговоре и набожном молчании торжественной и удивительной ночи.