Основные темы и идеи лирики Ф. Тютчева

Выдающийся русский лирик Федор Иванович Тютчев был во всех отношениях противоположностью своему современнику и почти ровеснику Пушкину. Если Пушкина называют “солнцем русской поэзии”, то Тютчев – “ночной” поэт.
С поэзией Тютчева мы знакомимся в начальной школе, прежде всего с его стихами о природе. Но главное, на мой взгляд, в творчестве Тютчева – не изображение, а осмысление природы (речь идет о так называемой натурфилософской лирике). Другая главная тема лирики этого замечательного поэта – жизнь человеческой души,

напряженность любовного чувства.
Лирический герой, являющийся одновременно и объектом, и субъектом лирического постижения, для Тютчева не характерен. Единство его поэзии придает эмоциональный тон – постоянная неясная тревога, за которой стоит смутное, но неизменное ощущение приближения всеобщего конца.
Природа у Тютчева чаще всего, если можно так сказать, катастрофична и восприятие ее трагедийно. Таковы, например, стихотворения “Бессонница”, “Видение”, “Последний катаклизм”, “Как океан объемлет шар земной…”, “О чем ты воешь, ветр ночной?..”. Ночью у бодрствующего поэта открывается внутреннее пророческое зрение и за покоем дневной природы он прозревает стихию хаоса, чреватого катастрофами и катаклизмами.

Он слушает всемирное молчание покинутой, осиротелой жизни (для него вообще жизнь человека на земле есть призрак, сон) и оплакивает приближение всеобщего последнего часа: “И наша жизнь стоит пред нами,/ Как призрак, на краю земли”. В то же время поэт признает, что голос хаоса, слышимый ночью, хотя и непонятен человеку, тем не менее глубоко родствен настроению его смятенной души. “О, страшных песен сих не пой/ Про древний хаос, про родной!” – заклинает поэт “ветр ночной”, но продолжает стихотворение так: “Как жадно мир души ночной/ Внимает повести любимой!”
Жизнь человеческой души повторяет и воспроизводит состояние природы – главная мысль стихотворений философско-антропологического цикла: “Цицерон”, “Как над горячею золой…”, “Душа моя – Элизиум теней…”, “Не то, что мните вы, природа!..”, “Слезы людские, о слезы людские…”, “Волна и дума”, “Два голоса”. В жизни человека и общества те же бури, ночь, закат, тот же рок (об этом стихотворение “Цицерон” с его знаменитыми строками: “Блажен, кто посетил сей мир/ В его минуты роковые”). Отсюда острое ощущение конечности бытия (“Как над горячею золой…”, “Два голоса”).

Выразить же все это и тем более быть понятым и услышанным людьми невозможно (“Не то, что мните вы, природа!..”, “Душа моя – Элизиум теней…”), и здесь Тютчев следует распространенной романтической идее принципиальной непонятности толпе прозрений поэта.
Столь же катастрофична и гибельна для человека любовь (“О, как убийственно мы любим…”, “Предопределение”, “Последняя любовь”).
Откуда же у Тютчева все эти “страсти роковые”? Они определены эпохой великих социально-исторических катаклизмов, в которую жил и творил поэт. Обратим внимание на то, что периоды творческой активности Тютчева приходятся на рубеж 20-30-х годов, когда революционное движение и в Европе, и в России пошло на спад и утвердилась николаевская реакция, и на конец 40-х годов, когда по Европе вновь прокатилась волна буржуазных революций.
Остановимся подробнее на стихотворении поэта “Я лютеран люблю богослуженье…”, датированное 16-м сентября 1834 года. Чем привлекла православного христианина Тютчева вера немецких протестантов, последователей зачинателя европейской Реформации Мартина Лютера? Он увидел в обстановке отправления их культа столь родственную его душе ситуацию всеобщего конца: “Собравшися в дорогу, / В последний раз вам вера предстоит”.

Поэтому так “пуст и гол” ее дом (а в первой строфе: “Сих голых стен, сей храмины пустой”). Вместе с тем в этом стихотворении Тютчев с потрясающей силой выразил смысл любой религии: она готовит человека, его душу к последнему уходу. Смерть по религиозным понятиям – благо: душа возвращается в свое божественное лоно, из которого вышла при рождении. Христианин должен быть всякий миг готов к этому.

Он и в Божий храм ходит затем, чтобы подготовить к этому душу.
Философия веры нашла здесь соответствующее ей стилевое оформление. В композиции очень небольшого по объему стихотворения (всего три четверостишия) обращают на себя внимание однородные синтаксические элементы, с помощью которых поэт уточняет и разъясняет свою мысль: “Обряд их строгий, важный и простой”; “Сих голых стен, сей храмины пустой”; “Но час настал, пробил”. Встречается и повтор строк: “Еще она не перешла порогу”.

И вообще в данном произведении много синтаксических параллелизмов, что указывает на ораторский, публичный характер рассуждений поэта о религии.
Мне очень близко творчество Ф. И. Тютчева, поэта философского, глубокого, выдающегося.