“Я вам расскажу о времени и о себе” или несколько слов о Маяковском

“Для веселия планета наша

Мало оборудована.

Надо

Вырвать радость

У грядущих дней.

В этой жизни

Помереть нетрудно,

Сделать жизнь –

Значительно трудней”.

В. В. Маяковский

Я люблю Маяковского. Это самый мужской поэт.

Он поэт истинный. Много ли видано, чтоб о поэте писали стихи? А о нем написали, да еще женщины, да еще другой поэтической и политической веры – Ахматова и Цветаева.

Только Блоку при жизни досталась еще такая честь.

Мне кажется, потому, что Александр Александрович и Владимир Владимирович

никогда не принимали никаких “поэтических” поз и всегда были беспощадно искренни. Хотя бы собратья по перу и проклинали и поносили их. Помните:

“Мне мил стихов российских жар. Есть Маяковский, есть и кроме, Но он – их главный штабс-маляр, Поет о пробках в Моссельпроме”.

Задорный Есенин, по-моему, здесь неправ: Маяковский не пел о пробках, точнее, он пел не о пробках, а “о времени и о себе”, человеке своего времени, без исключений.

Смотрите: страна ищет новые пути, иные, чем те, по которым она шла до сих пор. Вместе со страной в исканиях и юный Владимир – сначала в политике, потом

в поэзии.

“Я, воспевающий машину и Англию, Может быть, простоВ самом обыкновенном ЕвангелииТринадцатый апостол”. (“Облако в штанах”)

Страна содрогается в муках Первой мировой войны, и Владимир Владимирович – солдат (он прошел путь от ура-патриотизма до антивоенной позиции) и автор поэтической “Войны и мира”. Еще танцует на поле битвы под Ковно “безносая Тальони” – смерть, а прозревший народ и прозревший поэт мечтают о прекращении всемирной бойни и братстве всех наций и государств.

Страна с восторгом встречает события Февраля тысяча девятисот семнадцатого года, и чувства народа выражает именно Маяковский:

“Тебе обывательское – О будь ты проклята трижды! – И мое поэтово – О четырежды славься, благословенная!” (“Ода Революции”)

Февраль переходит в Октябрь, и как бы мы сейчас ни оценивали это время, оно было великим. Громадный народ огромной страны, как в прошлые века французы, искал для человечества новые исторические пути. Великое время требовало великих людей с великими чувствами и мыслями.

Страна принимает на себя обеты, как некогда апостолы новой веры. Сейчас многим странно читать или слушать, как молодые люди принимали на собраниях постановления: “Никаких браков и никакой любви до победы мировой революции”. Отрекались от нынешней личной радости ради завтрашнего счастья всех.

Революция многими воспринималась как битва за завтрашнюю любовь. А пока

“и мне бы писать романсы на вас – Доходней оно и прелестней, Но я себя смирял, становясьНа горло собственной песне”. (“Во весь голос”)

Вот тогда и шли стихи о “пробках”, а на самом деле о том, “Как уберечься от холеры”, “О дряни”, “Приказы… по армии искусств”. Да, хотелось писать о любви, о “зверье”, а надо было о вшах и туберкулезе, иначе некому было бы говорить о любви. И получалось, что и “пробки” – тоже о любви, а две морковинки – драгоценный дар любви и в высшей мере поэтическое явление.

“…Если я чего написал, Если чего сказал – Тому виной – глаза-небеса, Любимой моей глаза”. (“Хорошо”) “…Я не люблю парижскую любовь…” (“Письмо Татьяне Яковлевой”) “…Ты посмотри, какая в мире тишь, Ночь обложила небо звездной данью, В такие вот часы встаешь и говоришьВекам истории и мирозданью” (набросок)

Чем дальше уходит от нас первая треть XX века, тем меньше мы знаем и понимаем ее, а “история, как всегда, солжет” (Б. Шоу). Тогда мы обратимся к произведениям того времени, и станет ясно, что думали и что чувствовали люди.

“Пускай за гениями безутешною вдовойПлетется слава в похоронном марше. Умри, мой стих, умри, как рядовой, Как безымянные на штурмах мерли наши”. (“Во весь голос”)

Все войны и труды эпохи прошли через Маяковского и выразились в нем самом и в его поэзии. Он мечтал о Лаборатории человеческих воскрешений и просил воскресить его в XXX веке: “свое дожить хочу!” Лаборатории пока нет, да и будет ли она?.. Очень возможно, что бессмертие – просто псевдоним человеческой памяти.

И я люблю Маяковского за “хорошее отношение к лошадям”, за то, что, брезгливый по природе, он выполнил свою долю работы по очищению человека, не требуя ни гонораров, ни славы.

“Я к вам приду…”

Мы ждем, дорогой Владим Владимыч, приходите.