«Тереза Ракен» — осмысление материала и выбор поэтических средств

Как можно судить по предисловию ко второму изданию «Терезы Ракен», Золя не был убежден упреками второстепенных рецензентов. Но, очевидно, под влиянием писем к нему Тэна, он сам теперь указывает на некоторые недостатки произведения. По его мнению, «Тереза Ракен» является исследованием «случая чересчур исключительного; драма современной жизни проще, в ней меньше ужасов и безумия.

Такие явления не должны быть на первом плане книги». Он считает свое произведение слишком «напряженным и острым», его стиль — «лишенным той

простоты, которой требует аналитический роман». «Следовательно,- пишет Золя,- чтобы написать хороший роман, писателю теперь следовало бы наблюдать общество с более обширной точки зрения, описывать его в более многочисленных и разнообразных аспектах, а главное — пользоваться языком ясным и естественным».

Сдвиг, о котором свидетельствуют приведенные выше строки, отразился уже во втором из «физиологических» романов Золя. Если «Мадлена Фера» еще очень близка к «Терезе Ракен» в вопросе биологического детерминизма и в некоторых элементах поэтики, то во многом другом она уходит вперед.

Герои

этого романа — фигуры более усложненные, стоящие за границами формулы — «людей-животных». Золя заметно расширяет внутренний мир Мадлены и Гийома, дает им «душу», отсутствующую, как он утверждал, у персонажей «Терезы Ракен». Значительную роль играет их социальная характеристика, правда, приведенная пока лишь в плане социальной наследственности: Мадлена сохранила трезвый ум отца, непосредственность, честность, энергию, «логику рабочей натуры». У Гийома, незаконного сына аристократа де Виарга и легкомысленной жены адвоката, «неизлечимое малодушие, на которое обрекала его случайность рождения и мещанская глупость матери», «временами сменялось порывами гордости, унаследованной от отца».

Тщательно разработаны среда и воспитание, полученное героями, как факторы детерминирующего влияния.

Мадлена — уже не «мрачное привидение», как окрестила критика Терезу Ракен и Жермини Ласерте. Она не только красивая, но и благородная, мужественная, чистая женщина. Обусловленное «физиологическим роком» падение героини не снижает ее морального облика.

Смягчена и оживлена фабула произведения: прелестна сцена прогулки влюбленных, открывающая роман, психологически тонко показано их сближение. Яркое солнце, гроза, могучие стихии природы, вольный воздух окружают их любовь. Золя возвращается здесь к лирическому пейзажу первых «сказок», иногда выделяя из него колоритные картины в новой, более скупой и красочной манере импрессионизма.

Роман, кстати, посвящен Эдуарду Мане.

Свидетельствуя о несомненном росте писательского мастерства Золя, материал и метод «научных» романов характеризуется вместе с тем подчеркнутым «аполитизмом», «клинической» изолированностью анализа. Эта особенность кажется, на первый взгляд, нелогичной после оппозиционно-демократических идей «Марсельских тайн» и лучших «новелл». Вопрос усложняется тем, что оба романа появились в тревожной общественной атмосфере последних лет Второй империи.

Усиление буржуазно-республиканской оппозиции, подъем движения, рабочие забастовки, народные демонстрации, волнующие предчувствия надвигающейся войны,- все это как бы проходит мимо автора «Терезы Ракен» и «Мадлены Фера», с увлечением погрузившегося в кропотливую работу физиолога-аналитика.

Однако обращение Золя к «научной» прозе отнюдь не свидетельствовало об утрате им критического подхода к действительности. Наоборот, события последних лет, отразившиеся непосредственно и на его собственном положении, неминуемо возбуждали в молодом писателе отвращение к «этому правительству… с его пренебрежением к таланту», которое толкает литераторов к «журналам оппозиции». За несколько месяцев до выхода в свет «Мадлены Фера» сам он начинает выступать в республиканской «Трибюн», где вскоре приобретает известность в качестве политического памфлетиста.

Это тоже способствовало, надо думать, вмешательству прокуратуры. Общественная активизация автора нашла отзвук в «Мадле-не Фера». Золя расширяет здесь по сравнению с предыдущим романом границы действия.

Перебрасывая его из Парижа в Ветей, Нант, он не случайно соединяет в списке персонажей не только физиологические и психологические человеческие разновидности, но и социально различные сферы, касается жизни рабочих, мещан, аристократии, буржуазных выскочек, богемы.

Критика отмечала антибуржуазную направленность произведения. Уже упоминавшийся Луи Жильбер («Ле Голуа») писал, что Золя эпатирует мещанство, «забивает гвозди в череп буржуа». Новыми, вызывающими были здесь не только тема и характер ее интерпретации, но и социальное освещение.

Нравственные страдания Мадлены оттеняют беззастенчивый порок и пошлость окружения.

Прочитав «Терезу Ракен», невольно повторяешь фразу, сказанную позже Золя о персонажах «Чрева Парижа»: «Какие же, однако, негодяи все эти порядочные люди!». Ибо роман явно осуждает, пусть пока еще неудачными средствами, затхлый мирок самодовольного мещанства, порождающий моральные и физические уродства. Самовлюбленный эгоизм Камилла, корыстолюбие Лорана подчеркиваются в романе не меньше, чем биологический детерминизм.