Природа как лейтмотив в есенинском образе Родины

Если в стихах 1914 года довольно легко улавливается ироническое отношение Есенина к религии, то позже, в 1915-1916 годах, поэт создает немало произведений, в которых религиозная гема берется, так сказать, всерьез. Это объясняется одним, уже знакомым нам, обстоятельством: в те годы Есенин сближается с такими символистами, как Мережковский и Гиппиус, еще ищет их благосклонности, даже пишет стихи, которые бы заведомо им понравились, как, например, стихотворение “Я странник убогий…”:

Я странник убогий, Молюсь в синеву. На палой дороге Ложуся

в траву. Покоюся сладко Меж росновых бус.

На сердце лампадка, А в сердце Исус.

Что могло быть милее для салонных слушателей, чем такое представление о покорной и убогой сермяжной России! Но, говоря о религиозном налете в ранних стихах Есенина, нужно иметь в вцду и другое: обострение религиозных чувств и настроений в условиях войны. В ту пору печать неоднократно отмечала подобное явление. Правда, тогда в литературе были и такие атеисты, у которых эти чувства не только не появлялись, но и вызывали гнев и отвращение. “Долой вашу религию!” – кричал В. Маяковский, сам себя объявивший тринадцатым апостолом

и грозивший раскроить сапожным ножиком пропахшего ладаном бога.

Крестьянско-патриархальная закваска Есенина исключала такие решительные слова и жесты.

Она вела к другому – к смутной надежде на сверхъестественную силу, которая выручит страну из великой беды. Следы этого мы находим в стихотворениях Есенина “Молитва матери” и “Богатырский посвист” (на стороне русских сражаются небесные силы). Не замалчивая религиозных мотивов в раннем творчестве Есенина, в итоге можно сказать, что религиозность не завладела поэтом. Да, его детство и отрочество прошли в атмосфере религиозных поучений.

Они наложили определенную печать на его сознание и отразились в первом сборнике его стихов. Но когда началась его самостоятельная жизнь – началась и самостоятельная работа мысли.

Можно сказать, что в сознании молодого Есенина происходила борьба между тем, что с детства было усвоено от мертвого закона божьего, и той общественной обстановкой, в которой оказался поэт в свои московские годы. “Наша вера не погасла, святы песни и псалмы…” – начинал он одно из стихотворений 1915 года; “Не одна ведет нас к раю богомольная тропа…” – продолжал он развивать религиозный мотив. И тем сильнее звучат две последние строфы этого стихотворения, навеянные совсем другими впечатлениями:

Там настроены палаты Из церковных кирпичей; Те палаты – казематы Да железный звон цепей. Не ищи меня ты в боге, Не зову любить и жить… Я пойду по той дороге Буйну голову сложить.

Победа реальной жизни над религиозными легендами весьма ощутима в “Радунице”. Значительная часть этого сборника – стихи, идущие от жизни, от знания крестьянского быта. Главное место в них занимает реалистическое изображение деревенского быта.

Мирно протекают ничем не примечательные крестьянские будни (“В хате”), старый дед беспрерывно хлопочет по хозяйству: чистит ток, убирает сорную траву, роет канаву (“Дед”); девушка собирается выходить замуж (“Девичник”); на кладбище совершается поминальный обряд (“Поминки”); веселая толчея царит на ярмарке (“Базар”)… Подобные стихотворения отличаются правдивостью, точными бытовыми деталями. Они говорят о том, что Есенин не проходил мимо реальной жизни, любовался ее пестрыми картинами.

Но он показывает деревню лишь с одной, бытовой, стороны, не касаясь социальных процессов, происходивших в крестьянской среде.

Отклики Есенина на войну не содержали социального протеста. “О Русь, покойный уголок”, – писал он в 1915 году, в разгар военных действий. В духе слащавого лубка были написаны “Молитва матери”, “Богатырский посвист”, “Удалец” (“Ой, мне дома не сидится, Размахнуться б на войне”).

Намного удачнее и содержательнее было его стихотворение “Русь”, в котором отразились гражданские думы поэта в “годину невзгод”. Он пишет здесь о “грозных бедах”, которые принесла война русскому крестьянству, слышит, как “плач прорезал кругом тишину”, видит печальных седых матерей. Но и этому произведению не хватало социально-политической остроты: крестьяне – “мирные пахари” – выгладят здесь покорными своей судьбе, живущими с кроткой надеждой на ее милость.

Сводную картину встречаем и в стихотворении “По селу тропинкой кривенькой…”; весело гуляют новобранцы, глядя на них, “улыбаются старики”.

Все это было довольно далеко от нищей и озлобленной русской деревни в годы войны. Есенин, несомненно, был знаком в социальной жизнью деревни. И нельзя сказать, что он не делал попыток отразить ее в своих стихах.

Но материал такого рода не поддавался у него подлинно поэтическому воплощению.