Чувство Родины основное в моем творчестве. (С. Есенин)
Насколько устойчивой была у Есенина мечта об “Инонии”, отражавшая патриархальные представления крестьянства, показывает его очерк “Ключи Марии” (1918), в котором он представляет будущее как “некий вселенский вертоград, где люди блаженно и мудро будут хороводно отдыхать под тенистыми ветвями одного преогромнейшего древа, имя которому социализм, или рай, ибо рай в мужицком творчестве так и представлялся, где нет податей за пашни, где “избы новые, кипарисовым тесом покрытые”, где дряхлое время, бродя по лугам, сзывает к мировому
Поэма Есенина показывает, насколько устойчивой в русском крестьянстве была мечта о легендарном “мужицком рае”. Эту поэму нельзя считать выражением дум и настроений только самого Есенина. В ней отразились социальные чаяния русского крестьянства, его духовный мир, его психология.
Возвращаясь к поэме и к другим
Но в этой романтике была и своя слабость. Мечтая о социализме, который принесет русскому крестьянству счастье, мир и благоденствие, поэт – романтик отрешался от реальной политической борьбы, происходящей в стране, воспринимал Октябрьскую революцию как возможность мгновенного осуществления своей мечты.
В первые годы революции Есенин был во власти настроений, порожденных крушением старой, уходящей Руси. “Русь” – именно этим исторически первым словом в многовековой истории нашей родины называет он свою страну.
Само употребление Есениным слова “Русь” не может служить доказательством его приверженности к архаике. Дело в том содержании, которое вкладывал он в это слово. В большинстве стихов Есенина первых лет революции оно обозначает старую, дооктябрьскую Русь, старую русскую деревню, с которой поэт духовно связан. Русь моя, деревянная Русь!
Я один твой певец и глашатай. Звериных стихов моих грусть Я кормил резедой и мятой, – писал он в 1919 году в стихотворении “Хулиган”. Пользуясь ранее найденной системой аналогий и сравнений, поэт рисует наступившую эпоху как “обедню” по старой деревне, а о себе говорит как о догорающей свече на панихиде. Еще более симптоматично то, что в его стихах появляется мотив, родственный крестьянским поэтам, – страх перед железным городом наступающим на деревню:
Я последний поэт деревни, Скромен в песнях дощатый мост. За прощальной стою обедней Кадящих листвой берез. Догорит золотистым пламенем Из телесного воска свеча, И луны часы деревянные Прохрипят мой двенадцатый час.
На тропу голубого поля Скоро выйдет железный гость. Злак овсяный, зарею пролитый, Соберет его черная горсть…