Определение понятия «Рифма»
РИФМА — «созвучие концов стихов (или полустиший), отмечающее их границы и связывающее их между собой» [8, с. 328]. Возникла в поэзии Средних веков. В XVI в. был возрожден стих без рифм, как в Античности (например, у Шекспира). Употребителен в драме, но встречается и в лирике («…Вновь я посетил…» Пушкина), реже в эпосе — обычно в небольших произведениях (например, у Жуковского), если это не переводы античных поэм.
Стих, который предполагает сознательный отказ от рифм, называют белым в отличие от безрифменного изначально. Если незарифмованными
В «Медном всаднике» Пушкина с его вольной рифмовкой и обилием синтаксических переносов из стиха в стих (когда слово «повисает» на конце строки, ожидая продолжения в следующей), что делает речь неровной, сбивчивой, оказалось три незарифмованных стиха.
По слоговому составу стиховые окончания — клаузулы — и соответственно рифмы бывают мужские — с ударением на последнем
Дактилические клаузулы гораздо более редки, потому они и так заметны у Некрасова.
Б. Л. Пастернак любил особенно редкие сочетания дактилических рифм с женскими. В своем «Августе» он в первой строфе вместо дактилической рифмы употребил гипердактилическую — с ударением на четвертом слоге от конца (редчайшие рифмы с ударением на еще более удаленных от конца слогах также называются гипердактилическими):
Как обещало, не обманывая,
Проникло солнце утром рано
Косою полосой шафрановою
От занавеси до дивана.
А ранее в стихотворении «Ты в ветре, веткой пробующем…» Пастернак срифмовал гипердактилическое окончание с дактилическим: пробующем — воробышком (в остальных строфах чередуются дактилические и мужские рифмы). Такие рифмы, с разным слоговым наполнением, — неравносложные — стали возможны только в XX в. Они нередки у Маяковского: ринется — зверинца (дактилическая с женской), обнаруживая — оружие (гипердактилическая с дактилической) и др.
Неравносложные рифмы относятся к числу неточных рифм. Точными считаются рифмы, в которых совпадают послеударные звуки: наука — скука, ночь — прочь, кумушка — думушка. Если при этом совпадают и какие-то звуки в предударных частях слов, хотя бы опорный согласный (пробужденье — виденье в отличие от мгновенье — виденье), рифма называется богатой (без такого совпадения, при всей точности послеударного созвучия, — бедной).
Собственно, богатой бывает и неточная рифма, как приведенные выше неравносложные рифмы из поэм Маяковского «Люблю» и «Во весь голос» (совпадают многие звуки). Когда совпадают только предударные звуки (самого — самовар в «Необычайном приключении…» Маяковского), это называется левой (левосторонней) рифмой. Одна из разновидностей неточной рифмы — с «неучетом» конечного согласного (согласных) в одном из слов — называется усеченной: опоздал — звезда в «Послушайте!» Маяковского, Радово — оглядывал в «Анне Снегиной» Есенина, поспешней — скворечни в «Единствен-ныхднях» Пастернака.
Впрочем, когда «усекался» звук j (й), это еще в XIX в. не считалось вполне неточной рифмой, а, по сути, приравнивалось к рифмам приблизительным, и такие рифмы не редкость в поэтической классике: заклинаний — Тани в «Евгении Онегине», сражений — тени в лермонтовском «Бородине». К этим йотированным рифмам считались близкими мужские рифмы типа я — меня, друзья — меня, нос — перевелось, любви — дни, стекле — Е, люблю — мою, свои — любви, корабля — я (все примеры из «Евгения Онегина»). Вообще же приблизительной рифмой обычно считается фонетическое созвучие заударных гласных без совпадения на письме. У Пушкина она редка (капать — лапоть в шестой главе «Евгения Онегина»), у Лермонтова и Тютчева практически становится нормой.
He различаются также финальные г и х в мужских рифмах: недуг — дух («Мцыри»), — «очевидно, под влиянием церковнославянского произношения «г» не смычного, как в современном русском языке, а фрикативного, как говорят украинцы и уроженцы Юга России…». В XX столетии встречаются очень богатые приблизительные рифмы, например духовен — диковин («Вечер на Оке» Н. А. Заболоцкого). Вряд ли поэты отличают их от точных.
В XX в. как приблизительные воспринимаются те рифмы, которые в XIX в. казались скорее неточными: разруха — ни духу, шкуре — хмурю, домоседы — победа в «Рассвете» Пастернака.
Неточные рифмы культивировал еще Г. Р. Державин, однако Жуковский, Пушкин в лицейский период, Грибоедов во время работы над «Горем от ума» от них отказались, в 20-30-е гг. это исключение: молот — город в «Отрывках из путешествия Онегина», него — чело в лермонтовской «Смерти поэта». Во второй половине столетия неточные рифмы охотно допускал, например, А. К. Толстой. Чаще в этот период используются составные рифмы — когда одно слово рифмуется с парой или словом и частицей (с частицей рифмовал слово и Пушкин в «Евгении Онегине»: жаль — нельзя ль, не жаль — едва ль, — не выделяя ее как собственно слово).
Ho и неточные, и составные (которые бывают точными и неточными) рифмы особенно широко распространились в 10-20-е гг. XX в.: день я — учрежденья, прийти вам — губкооперативом, на ночь — Иван Ваныч в «Прозаседавшихся», дадена — на день, весь-то — место, дур мы — тюрьмы, не помня — легко мне в поэме «Люблю» Маяковского.
Поэты XIX столетия были сравнительно равнодушны к богатой рифме. «Мало того, в стихе пушкинского времени опорные согласные в женских и дактилических рифмах скорее стремились не совпадать. Как подсчитал Д. Самойлов, в лирике Пушкина 30-х годов в женской рифме они совпадают только в 10% случаев, а в третьей главе «Онегина» — в 12%». Внимание к неточности рифмы в XX в. оказалось вместе с тем вниманием к ее богатству. «Co времен Маяковского и Пастернака понятие БОГАТОЙ РИФМЫ обретает особую важность и ценность, потому что перешагнув границу ударного гласного, рифма стала все более и более уходить в глубь строки, позволяя тем самым части заударной быть очень неточной». Примеры неточных богатых рифм раннего Пастернака: груши — обрушат, чернеют — вернее («Февраль.
Достать чернил и плакать!..»), запонок — закапанный, торкался — прогорклости, перечнем — теперешний («Ты в ветре, веткой пробующем!..»).
Неточные рифмы подразделяются на ассонансы и консонансы. Ассонанс — это совпадение ударного гласного при несовпадении согласных: вечер — ветер — свете, проведу — почешу — полущу — полосну в «Двенадцати» А. А. Блока. Иногда ассонансом называют всякую неточную рифму.
Консонанс же, или диссонанс, — рифма экзотическая, с совпадением согласных при несовпадении ударных гласных: без вести — страсти в блоковском «Опять с вековою тоскою…» (из цикла «На поле Куликовом»), громкою — рюмкой («Облако в штанах» Маяковского).
По лексическому наполнению выделяются рифмы тавтологические, когда повторяется буквально то же слово: «Вздымаются светлые мысли / В растерзанном сердце моем, / И падают светлые мысли, / Сожженные темным огнем…» («Опять с вековою тоскою…» Блока); в 6-м стихотворении блоковского цикла «Кармен» слово «отчизне» рифмуется с повторяющимся: «А там: Уйдем, уйдем от жизни, / Уйдем от этой грустной жизни!» Тавтологической, по сути, является и рифма, которой слово соединяется со своим фонетическим вариантом: него — его в «Пророке» Лермонтова, ее — нее в «Некрасивой девочке» Заболоцкого. Внешне близки к тавтологическим рифмы омонимические, с повторением лишь фонетического и графического облика слова, но не его значения: «Защитник вольности и прав / В сем случае совсем не прав», «И прерывал его меж тем / Разумный толк без пошлых тем…» («Евгений Онегин»).
По грамматическому наполнению различают рифмы грамматические, в том числе глагольные, когда рифмуются слова одной грамматической категории (благородно — ежегодно, хранила — ходила, бранил — водил), инеграмматические, или неоднородные, когда рифмуются разные части речи и их формы, что в принципе труднее для поэта и делает стихотворную конструкцию разнообразнее (отец — наконец, сменил — мил, дитя — шутя). Если у М. В. Ломоносова было 28% глагольных рифм, то у AC. Пушкина — 16%, а в XX столетии, например, Б. Л. Пастернак вообще всячески их избегал.
Кроме обычной, концевой рифмы выделяют также внутренние рифмы. В балладе Жуковского «Замок Смальгольм, или Иванов вечер» (перевод из Вальтера Скотта) наряду с концевыми рифмами используется рифмование полустиший, нечетные стихи при этом между собой не рифмуются:
Я собак привяжу, часовых уложу,
Я крыльцо пересыплю травой,
И в приюте моем, пред Ивановым днем,
Безопасен ты будешь со мной.
Иногда внутренними рифмами называют и другие, не выделяющие полустиший созвучия с рифмующимися словами. Например, в «Последней любви» Заболоцкого:
Были тут огнеликие канны,
Как стаканы с кровавым вином,
И седых аквилегий султаны,
И ромашки в венце золотом.
В данном случае «внутренняя рифма» канны — стаканы является богатой в отличие от рифмы как таковой канны — султаны. Подобные внутренние созвучия любил поздний Пастернак («Рассвет», «Во всем мне хочется дойти…», «Когда разгуляется»).
Рифма — сильное выразительное средство, способствующее компактности поэтического высказывания. Белые стихи зачастую бывают длиннее (в смысле объема произведения), чем рифмованные.