Определение понятия “Ирония”
ИРОНИЯ – внешне завуалированная, но очевидная насмешка. В ироническом высказывании смысл может быть противоположен прямому значению слов и выявляется либо в контексте, либо через интонацию. В “Недоросле” Д. И. Фонвизина Простаков на вопрос о новом кафтане Митрофанушки, который его властная супруга считает обуженным, отвечает, “от робости запинаясь”: “Me… мешковат немного”, – на что та заявляет: “Сам ты мешковат, умная голова”. В данном случае ирония выступает как троп – слово в переносном, а именно – обратном
В “Отцахи детях” И. С. Тургенева Павел Петрович, пренебрежительно относящийся как к естественным наукам, так и к занимающимся ими ученым, замечает: “Говорят, германцы в последнее время сильно успели по этой части”, – с чем соглашается Базаров, пользуясь более простым словом “немцы”. Автор комментирует: “Слово германцы, вместо немцы, Павел Петрович употребил ради иронии, которой, однако, никто не заметил”. Здесь нет тропа, ирония выражена стилистически – намеренно неуместным “высоким” словом, но настроенные по отношению к естествоиспытателям иначе, чем надменный
Иронической манеры время от времени или постоянно может придерживаться повествователь. Обычно это не свойственно М. Горькому, но в “Бывших людях”, особенно в первой главе (из двух), где еще нет драматических сюжетных событий, иронии немало. Повествователь ироничен под стать главному герою, отставному ротмистру Аристиду Кувалде. Что за человек? – спрашивал он у подходившего к нему рваного и угнетенного субъекта, сброшенного из города за пьянство или по какой-нибудь другой основательной причине опустившегося вниз”.
Обыгрывание буквального и переносного значения слов встречается в рассказе неоднократно. Здесь “вниз” – одновременно социальное падение и приход в ночлежку Кувалды, расположенную в нижней части города. Пропившись вместе с “клиентом”, Аристид Фомич (Аристидом звали афинского политического деятеля V в. до н. э., слывшего образцом порядочности и неподкупности) поневоле рассуждает о добродетели, иронически прибегая к высокой лексике наряду с отдельными вульгаризмами: “Теперь, когда мы с тобой, дурак, пропились вполне совершенно, попытаемся снова вступить на путь трезвости и добродетели. Справедливо сказано: не согрешив – не покаешься, не покаявшись – не спасешься.
Первое мы исполнили, но каяться бесполезно, давай же прямо спасаться. Отправляйся на реку и работай”. И через фразу: “Когда накопим капитал, я куплю тебе штаны и прочее, что нужно для того, чтобы ты вновь мог сойти за порядочного человека и скромного труженика, гонимого судьбой.
В хороших штанах ты снова можешь далеко уйти. Марш!”
Мастером иронического повествования был М. А. Булгаков, продолживший в этом отношении традиции Н. В. Гоголя. В “Мертвых душах” большинство персонажей описывается иронически. Однако Гоголь противопоставлял иронии патетику размышлений о возвышенном, его мировоззрение не было ироническим, между тем как мировоззрение Булгакова при всем его жизнелюбии было не лишено иронического скептицизма. В этом плане булгаковскими предшественниками являются романтики, особенно немецкие. “Об И судьбы говорят в ситуации, когда возникает ощущение, что человек – всего лишь игрушка в руках высших сил, что он подвластен року и судьбе.
На рубеже XIX-XX вв. в Германии возникает особый тип И – романтическая И. В эстетике немецкого романтизма И имеет универсальное значение как абсолютное выражение свободы, отсутствия авторитетов и преодоление ограниченности человеческих возможностей” [13, с. 205-206]. Ироническое мироотношение было распространено и среди литераторов русского Серебряного века, хотя А. А. Блок расценивал его как болезнь общественного сознания, родственную душевным недугам. Будучи в речи обычно средством комического, ирония “как миропонимание доходит даже до трагического” [13, с. 230].
Во второй половине XX в. постмодернизм, отказавшись от всяких “окончательных” идей, вновь вооружился безграничной иронией как универсальным средством выражения независимости человека.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...