КТО КРОЕТСЯ В ДЕТАЛЯХ
КТО КРОЕТСЯ В ДЕТАЛЯХ
Иногда в ткань повествования прозаик вплетает метафорическое зерно всей концепции: найди, раскрой и – пойми авторское отношение к ситуации.
В “Капитанской дочке”, например, такое зерно – сказка об Орле и Вороне: именно в позиции Орла скрывается и суть пугачевщины, и принципиальное отличие жизненной программы Гринева (в отличие, например, с Вороном- Швабриным). В “Анне Карениной” такое зерно – в сцене гибели лошади Фру-Фру на скачках: Вронский, совсем не желая зла, просто неосторожно опускается
В “Живи и помни” Распутина космическая вина главного героя раскрыта писателем в сцене убийства теленка: незачем, из пустой обиды на весь мир, мужик, только что любовавшийся коровой и телком, вдруг вступает в хитрый поединок с животными и, естественно, побеждает. Точно так, из пустой обиды на весь мир, он совершает первый из череды одинаковых поступков, которые в результате погубят и безответную
Хрестоматийная фраза Чехова о ружье, которое, будучи повешенным на стену в первом акте, обязано выстрелить в последнем, – непреложный закон реалистического литературного творчества. В деталях кроется не только дьявол, но и художественная правда. Или художественная ложь. В плохих книжках детали либо вовсе отсутствуют, либо
ни о чем не говорят, либо откровенно диссонируют с общим ходом повествования. В хороших – деталь обязательно наполнена смыслом и вплетена в общую концепцию. Художественная деталь – это то ружье, которое никогда не вешают зря в первом акте и не забывают из него выстрелить в последнем. “Недремлющий брегет” Онегина, халат и домашние туфли Обломова.
Детали в поэзии, и особенно в пейзажной, вообще особая статья.
Пейзаж в лирике существует с незапамятных времен. Это в прозу описания природы пришли чуть ли не в XIX веке, и то – преимущественно с утилитарными целями, работающими на прояснение душевных переживаний героев романов и повестей. В поэзии же пейзаж сам по себе – весьма и весьма частый гость.
Изумительны пушкинские пейзажи: емкие, не перегруженные деталями, они настолько узнаваемы и всеобъемлющи, что его “мороз и солнце”, “в багрец и золото одетые леса”, “на хмуром небе мгла носилась” – все это видел каждый из нас, с восхищением узнавая свою природу в пушкинских строчках и пушкинские строчки в картинках родной околицы.
Хрустальны пейзажи Фета: тонкая, ненавязчивая звукопись (“Все раздражительней бурун; Его шипучая волна Так тяжела и так плотна, Как будто в берег бьет чугун”), приглушенные, пастельные краски (“Летний вечер тих и ясен; Посмотри, как дремлют ивы; Запад неба бледно-красен, И реки блестят извивы”), простота и искренность открытых взору картин (“В дымке-невидимке Выплыл месяц вешний, Цвет садовый дышит Яблонью, черешней”)… Пейзаж Фета неуловим и призрачен, читателю дано полное читательское право додумать, дофантазировать, дорисовать картинку своими собственными, дорогими сердцу, деталями.
Один из самых захватывающих пейзажей русской литературы – бунинский. Здесь ничего не додумаешь, ничего не узнаешь. Детализирующий слой этих поэтических полотен настолько подробен и скрупулезен, что перед каждым читающим во всей своей полноте и богатстве оттенков развернется только один пейзаж – бунинский. Без вариантов – мы увидим мир именно так и именно таким, каким его увидел и запечатлел Бунин:
И цветы, и шмели, и трава, и колосья,
И лазурь, и полуденный зной…
Или:
Молчит и внемлет белая долина.
И все победней ярче и пышней
Горит, дрожит и блещет хвост павлина
Стоцветными алмазами над ней.
И даже так:
Лес, точно терем расписной,
Лиловый, золотой, багряный,
Веселой, пестрою стеной Стоит над светлою поляной.
Березы желтою резьбой Блестят в лазури голубой,
Как вышки, елочки темнеют,
А между кленами синеют
То там, то здесь в листве сквозной
Просветы в небо, что оконца.
Лес пахнет дубом и сосной,
За лето высох он от солнца,
И Осень тихою вдовой Вступает в пестрый терем свой.