История создания романа “Герой нашего времени”
<
p>В 1836 году Лермонтов, по примеру Пушкина, который показал своего современника – Евгения Онегина – на фоне петербургской жизни 1820-х годов, задумал написать Роман, в котором он бы изобразил своего современника – гвардейского офицера Печорина на широком фоне столичной жизни.
Но в 1837 году за стихотворение “Смерть поэта” Лермонтов был арестован и выслан на Кавказ, а после ссылки он уже не захотел возвращаться к прежнему замыслу.
Лермонтов побывал в Пятигорске и в Кисловодске, в казачьих станицах на Тереке, проехал вдоль
Роман (бессмертное произведение) писался Лермонтовым с 1837 по 1840 г. Последовательность написания повестей точно не установлена, но предполагается, что ранее других (осенью 1837 г.) написана “Тамань”, затем “Фаталист”, “Бэла”,
Первые произведения были задуманы как отдельные фрагменты из записок офицера, но потом они стали “длинной цепи повестей”, не объединенных в роман, но связанных общими героями – Печориным и Максимом Максимычем.
Первой была опубликована “Бэла” в “Отечественных записках” (1839, № 3) с подзаголовком “Из записок офицера о Кавказе” – так подчеркивалась связь новеллы с романтической “кавказской литературой”, популярной в 1830-х годах. Тем не менее, произведение было, вопреки традиции живописно-риторических описаний, стилистически ориентировано на “Путешествие в Арзрум” А. С. Пушкина. Эту особенность “Бэлы” отмечал В. Г. Белинский: “Простота и безыскусственность этого рассказа – невыразимы, и каждое слово в нем так на своем месте, так богато значением.
Вот такие рассказы о Кавказе, о диких горцах и отношениях к ним наших войск мы готовы читать, потому что такие рассказы знакомят с предметом, а не клевещут на него. Чтение прекрасной повести г. Лермонтова многим может быть полезно еще и как противоядие чтению Марлинского”.
Повесть “Фаталист” была напечатана в “Отечественных записках” (1839, № 11). По утверждению биографа Лермонтова П. А. Висковатова (1842-1905), “Фаталист” “списан с происшествия, бывшего в станице Червленой с А. А. Хастатовым”, дядей Лермонтова: “По крайней мере, эпизод, где Печорин бросается в хату пьяного рассвирепевшего казака, произошел с Хастатовым”. Историк и собиратель лермонтовских рукописей В. X. Хохряков указывал на рассказ друга Лермонтова С. А. Раевского о том, что в “Фаталисте” запечатлено подлинное происшествие, участниками которого были сам Лермонтов и его приятель А. А. Столыпин (Монго).
Было высказано и предположение о том, что тему новеллы Лермонтов отыскал в мемуарах Байрона, содержащих рассказ об удивительном случае, происшедшем с школьным приятелем автора: “…взяв пистолет и не справляясь, был ли он заряжен, он приставил его себе ко лбу и спустил курок, предоставив случаю решить, последует выстрел или нет”.
В ноябре 1839 г. в редакционном примечании к публикации “Фаталиста” сказано: “С особенным удовольствием пользуемся случаем известить, что М. Ю. Лермонтов в непродолжительном времени издаст собрание своих повестей, – и напечатанных и ненапечатанных. Это будет новый, прекрасный подарок русской литературе”.
К моменту издания “Тамани” (“Отечественные записки”, 1840, № 2) работа над романом была завершена. По свидетельству мемуаристов, сюжет повести основан на действительных событиях, участником которых оказался сам Лермонтов во время своего пребывания в Тамани осенью 1837 году. Товарищ Лермонтова по Школе юнкеров и позднее по лейб-гвардии Гродненскому полку М. И. Цейдлер, который посетил Тамань через год после него, в своих записках о Кавказе 1830-х гг. подробно описал дни, проведенные в этом “небольшом, невзрачном городишке”, и не мог не отметить сходства своего описания с “поэтическим рассказом о Тамани в “Герое нашего времени”: “Мне отвели с трудом квартиру, или, лучше сказать, мазанку, на высоком утесистом берегу, выходящем к морю мысом. Мазанка эта состояла из двух половин, в одной из коих я и поместился… по всей вероятности, мне суждено было жить в том же домике, где жил и он; тот же слепой мальчик и загадочный татарин послужили сюжетом к его повести.
Мне даже помнится, что когда я, возвратясь, рассказывал в кругу товарищей о моем увлечении соседкою, то Лермонтов пером начертил на клочке бумаги скалистый берег и домик, о котором я вел речь”. Рисунок сохранился.
В апреле 1840г. было опубликовано “Сочинение М. Ю. Лермонтова (так стояло на обложке книги) Герой нашего времени”, состоящее из ряда отдельных новелл, открывавшегося “Бэлой” и завершающегося “Фаталистом”. В следующем, 1841 г. состоялось второе издание романа, в которое было включено предисловие, помещенное по техническим причинам не в начале, а перед второй частью. Предисловие содержит ответ на критику романа С. П. Шевыревым, увидевшим в Печорине порочное явление, не свойственное русской жизни, а привнесенное с Запада, и С. А. Бурачком, который в журнале “Маяк” (1840, ч. IV, гл.
IV) определил Печорина как “эстетическую и психологическую нелепость”, клевету “на целое поколение людей”.
Первоначальное заглавие романа, известное по рукописи, – “Один из героев начала века” – связано с появившимся в 1836 г. романом А. Мюссе (точный перевод – “исповедь одного из детей века”).
Многие персонажи повести “Княжна Мери”, по свидетельству мемуаристов, имели своих прототипов. Общепризнанным прототипом Грушницкого был Николай Петрович Колюбакин (1811- 1868). Вспыльчивый, фатоватый, любитель вычурной фразы и завзятый дуэлист.
Ранение в ногу во время экспедиции послужило поводом для поездки на воды, где и состоялась его встреча с Лермонтовым. Не исключено, что в Грушницком отразились и какие-то черты Н. С. Мартынова (1815-1875), противника Лермонтова на роковой дуэли, состоявшейся в июле 1841 г., в прошлом его товарища по Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. Прообразом Веры, очевидно, послужила В. А. Лопухина-Бахметева; мнения современников относительно прототипа княжны Мери расходятся: одни называли имя Н. С. Мартыновой, сестры Н. С. Мартынова, другие – Э. А. Клинберг, пятигорской знакомой Лермонтова, впоследствии жены А. П. Шан-Гирея, друга и родственника поэта.
Доктор Вернер списан с медика штаба кавказских войск в Ставрополе Н. В. Майера, Вулич – с конногвардейца И. В. Вуича.
Прообразом Печорина, как убедительно доказала Э. Г. Герштейн, в значительной мере явился товарищ поэта по “кружку 16-ти” граф Андрей Павлович Шувалов. Он “храбро сражался на Кавказе, где получил… легкую рану в грудь. Он был высокого роста и тонок; у него было красивое лицо… плохо скрывавшее нервные движения, присущие его страстной натуре…
Он очень нравился женщинам благодаря контрасту между его внешностью, казавшейся нежной и хрупкой, его низким приятным голосом, с одной стороны, и необычайной силой, которую скрывала эта хрупкая оболочка, – с другой”.