Биографическая тема в произведениях Державина

В отличие от своих предшественников, Державин твердо убежден в том, что автор и его личная жизнь могут быть предметом поэзии, и смело вводит эту тему в свое творчество. В стихотворении “Прогулка в Царском селе” перед читателем предстает молодой Державин, счастливый супруг, катающийся в “лодочке” со своей женой Екатериной Яковлевной Бастидон, которую он называет Пленирой. Несколькими годами позже в стихах “На смерть Катерины Яковлевны” безутешный вдовец горестно оплакивает ее внезапную кончину. Эту печаль не в силах рассеять

и новая ж. енитьба на Дарье Александровне Дьяковой (Милене), о чем он говорит в стихотворении “Призывание и явление Плениры”.

В послании “К Анжелике Кауфман”, известной немецкой художнице, дан выразительный портрет Милены – “белокурой”, “возвышенной станом”, “с гордым несколько челом”. О. своей внешности – “в сединах”, “с лысиной” – уже престарелый поэт сообщил в послании “Тон-чивд”, итальянскому живописцу, автору одного из портретов Державина. О вспыльчивом, бескопромиссном характере поэта – “горяч и в правде черт” – мы узнаем из стихотворения

“К самому себе”.

Биографическая тема особенно широко представлена в позднем творчестве Державина, в годы, наступившие после неудач на служебном поприще. Оскорбленный поэт отстаивает свое человеческое достоинство. Особенно характерно в этом плане стихотворение “Евгению.

Жизнь Званская”, адресованное другу поэта Евгению Болховитинову, епископу Хутынского монастыря, расположенного неподалеку от имения поэта в Званке. Поэт устал от обременительной службы при дворе. Его тянет в деревню, на покой:

Блажен, кто менее зависит от людей, Свободен от долгов и от хлопот приказных, Не ищет при дворе ни злата, ни честен чужд сует разнообразных!

Большую часть стихотворения занимает описание привольной жизни поэта. Это образец усадебной дворянской идиллии, в которой неспешно, и вдохновенно рассказывается, о тех радостях, которые доставляет Державину его пребывание в деревне. Распорядок дня определяют такие приятные занятия, как утренняя прогулка по саду, чаепитие за круглым столом с неспешным разговором о деревенских новостях. В идиллическом плане изображена и крестьянская жизнь.

В Званке есть больница для крепостных и врач каждое утро докладывает барину о “вреде” и “здоровье” больных.

Возникает естественный вопрос, как согласовать эти факты с картинами помещичьего произвола, изображенными Фонвизиным и Радищевым. Кто из писателей более прав? Кто ближе к истине? Нет никаких оснований заподозрить Державина в умышленном приукрашивании крестьянской жизни.

Он действительно был добрым человеком и гуманным помещиком, но то, что происходило в Званке,- исключение, а то, о чем писали Фонвизин и Радищев,- правило. Поэтому судить о положении крепостного крестьянина в России XVIII в. все-таки приходится не по стихотворению Державина, а по комедии Фонвизина и книге Радищева.

Разрушение жанровой иерархии, соединение “высокого” и “низкого”, серьезного и шутливого осуществлялось в поэзии Державина за счет “вторжения” в нее просторечных слов и выражений. Поэт опирался не на книжные правила, а на широкую разговорную, в том числе и на свою собственную, повседневную речь. “Державин,- указывал Г. А. Гуковский,- пишет не так, как учит школьная теория языка, а так, как говорит в жизни он сам… А поскольку он… человек не из ученых, человек простой, прямолинейный, не салонный,- он и говорит соответственным образом”.

В поэзии классицистов просторечная лексика употреблялась только в низких жанрах – в басне, эпиграмме, сатире. У Державина ее можно увидеть и в оде, и в послании, и в анакреонтическом стихотворении. Тем самым разрушалась искусственная преграда между “поэтическим” и разговорным языком. Так, в оде “Фелица” можно встретить рядом со стихами

“Где ангел кроткий, ангел мирной, Сокрытый в светлости порфирной…” стихи с совершенно иной лексической окраской “Князья наседками не клохчут, Любимцы въявь им не хохочут И сажей не марают рож”

Вместе с тем слог Державина имел и уязвимые стороны, прежде всего в тех случаях, где церковнославянские и просторечные слова подчас стояли в одном стихе. Так, например, в стихотворении “Крестьянский праздник” рядом со словом “днесь” стоят “в кобас побренчи”, рядом с “сей” – “прогаркни” (“Прогаркни праздник сей крестьянский”) (С. 325), что создавало лексическую дисгармонию, какофонию.

Эти промахи, при всем своем уважении к гению Державина, отметил Пушкин. “Этот чудак,- писал он,- не знал ни русской грамоты, ни духа русского языка… Вот почему он и должен бесить всякое разборчивое ухо… Читая его, кажется, читаешь дурной… перевод с какого-то чудесного подлинника” . Резкость тона Пушкина объясняется тем, что перед ним стояла задача дальнейшего совершенствования литературного языка, и слог Державина уже не мог быть для него примером.

Новые пути прокладывал Державин и в области метрики. Его поэзия отличается удивительным богатством стихотворных размеров. Он пишет и двусложными и трехсложными стопами. Особенно интересны произведения, в которых он переходит от одного размера к другому или обращается к вольному тоническому стиху.

Эти отклонения от “правильного” стиха чаще наблюдаются у Державина в сугубо личных, интимных произведениях. В стихотворении “Ласточка”, посвященном памяти первой жены – “Плениры”, поэт чередует трехсложные дактили с трехсложными амфибрахиями. Это помогает ему ритмически изобразить зигзагообразный полет ласточки.

Стихотворение “На смерть Катерины Яковлевны” написано дольником, без соблюдения стоп.

В других случаях Державин сознательно, как он сам указывал, избегал звука “р”, например в стихотворении “Соловей”. Новатором оказался Державин и в области рифмы. Наряду с точными он широко пользовался неточными рифмами. Он спокойно рифмует “творение” и “перья” (“Павлин”), “в тьме” и “во сне” (“На смерть Катерины Яковлевны”), “холм” и “дом” (“Тишина”), “правды” и “водопады” (“Облако”), “орудье” и “полукружье” (“Радуга”), “бревны” и “устрашенны” (“На взятие Измаила”).

Это дало ему возможность расширить границы русского стиха и предвосхитить опыты поэтов XIX и даже XX вв. Сближая поэзию с жизнью, смело нарушая каноны классицизма, Державин прокладывал новые пути в русской литературе. Поэтому Белинский, сравнивая творчество Пушкина с морем, вобравшим в себя ручейки и реки предшествующей литературы, одной из этих могучих рек считал поэзию Державина.