«Одно горе делает сердце человеку» (По прозе А. П. Платонова)

После публикации в 1986- 88 годах повестей «Ювенильное море», «Котлован» и романа «Чевенгур» по мере их осмысления читателями и критикой становится все более очевидным, что именно Андрей Платонович Платонов (Климентов) занимает центральное место в русской литературе XX столетия. Феномен Платонова приковывает к себе внимание современной науки, пытающейся с переменным успехом его разгадать. Творчество писателя с трудом поддается толкованию, давая повод прямо противоположным интерпретациям, всегда оставляя возможность нового подхода

к нему.

По-видимому, в прозе Платонова заложен мощный философский потенциал, вскрывающий тот или иной смысл по мере его актуализации в каждую новую эпоху.
В настоящее время обнаруживается стремление прочитать последние публикации писателя, в первую очередь в социальном аспекте. Это вполне закономерно в русле общественной тенденции, включающей в себя желание народа разобраться в истоках современной социальной структуры.
Творчество Платонова дает богатый материал для осмысления этой проблемы. Писатель исследует результаты несосто-явшейся попытки мгновенного социального переустройства общества,

показывая уровень мифологизации сознания народа. Примечательно, что художник и сам был склонен поверить в осуществление идеального мироустройства. Об этом свидетельствует, в первую очередь, его публицистика.

Однако в художественном творчестве Платонова, интуитивно сориентированного на народный идеал, остаются преимущественно лишь иронически трансформированные собственно авторские умозрительные построения.
Недоверие к собственному утопизму, сформированному философскими идеями русских космистов и поддержанному пролеткультовскими вселенскими прожектами, обозначилось уже в раннем творчестве писателя, проявив себя в склонности Платонова к самоиронии. Высокий гуманизм художника рождал одновременно и веру в осуществление идеального мироустройства, и недоверие к его быстрому свершению, могущему быть обеспеченным только ценою огромных жертв. Умозрительные построения проверяются в творчестве писателя логикой народной жизни.
Идея народной жизни является одной из определяющих в художественном мире Платонова. Ее рождение было вызвано, по-видимому, подсознательным стремлением художника, вышедшего из глубин народа, смоделировать процесс аккумуляции отдельной личностью огромных потенций народного разума и таланта.
В середине 20-х годов Платонов создает ряд произведений, в которых идея доверия народной традиции оказывается доминирующей. Умозрительность подвергается очевидной критике. С наибольшей наглядностью это проявилось в повестях «Сокровенный человек» (1926) и «Епифанские шлюзы» (1927).
В повести «Сокровенный человек» автор впервые акцентирует внимание на разнице понятий «коллективное» и «родственное». Понятие «коллективное» заключает в себе формальный смысл. Коллектив — это далеко не братство людей, а некая социальная общность, организованная определенной идеей. Платонов подчеркивает «энтропийное», неосознанное бытие красноармейцев, слепо подчинившихся чужой идее.

Писатель сравнивает такое состояние со слепой природной силой. Человек, по мысли Платонова, только тогда обретет свою сущность, когда поймет свое предназначение. Революция только тогда будет результативной для общества, когда каждый человек пропустит ее идеи через свое сознание.
Придя к выводу о природной сущности социальной революции, герой повести Пухов обнадеживает себя мечтой о развитии ее гуманистического начала. Одновременно он подвергает сомнению издержки революционного процесса. Логика мысли героя обнаруживает мировоззренческие противоречия автора. Писатель тяготеет к пониманию революции как умозрительному явлению, в то же время в нем уже вызрело недоверие к «голому разуму».

Это недоверие своеобразно проявляется в повести «Епифанские шлюзы». Основной смысл произведения сводится к критике прожектерства. Пренебрежение народной традицией, отторжение от национальной почвы превращает любую идею в тощую абстракцию.
Особую наглядность критика рационализма получает в сатирических произведениях писателя. В повести «Город Градов» (1926) Платонов дает своего рода художественную иллюстрацию к волновавшей его идее — опасности крайнего формализма. В повести заметно сходство некоторых постулатов Платонова-публициста начала 20-х годов с идеями героя повести бюрократа Шмакова. Писатель зло и откровенно высмеивает их, доводя до абсурда.

Платонова возмущали бюрократизм, вопиющая бесхозяйственность, показуха, царящие в стране. Истоки этого писатель видел все в той же отвлеченности общей идеи от практической жизни.
Таким образом, к концу 20-х годов Платонов окончательно убеждается в существовании тенденции к дегуманизации общества. Это определило пафос его произведений, написанных в конце 20-х — начале 30-х годов. В романе «Чевенгур» (1929), в повестях «Котлован» (1930), «Впрок» (1931), «Ювенильное море» (1934) Платонов прибегает к гротеску, иронии, сатире с целью показать опасность извращения идеи социализма.

В повестях отражена современная писателю действительность эпохи коллективизации. Платонов был ее противником, понимая, к каким последствиям может привести отлучение крестьянина от земли, работника от результатов своего труда.
В повести «Котлован» высокой смысловой нагрузкой отмечен эпизодический образ Ивана Крестинина. Сцена прощания старого крестьянина со своим хозяйством резко выделяется на фоне гротескного повествования своей реалистической выпи-санностью, усиливая трагичность звучания в повести темы коллективизации. Можно подумать, что и впрямь горе человеку необходимо:
«Старый пахарь Иван Семенович Крестинин целовал молодые деревья в своем саду и с корнем сокрушал их прочь из почвы, а его баба причитала над голыми ветками.
«Не плачь, старуха, — говорил Крестинин. — Ты в колхозе мужиковской давалкой станешь. А деревья эти — моя плоть, и пускай она теперь мучается, ей же скучно обобществляться в плен «.
Обращает на себя внимание прием, использованный здесь автором для усиления идеологического смысла эпизода: в то время как главные персонажи повести наделены лишь фамилиями, герой, появляющийся только в одной сцене, имеет фамилию, имя и отчество. Авторский умысел проявлен и в том, что имя Иван Крестинин созвучно словосочетанию Иван — крестьянский сын. Есть в «Котловане» и пророчества, близкие по смыслу чевенгурским. В сцене раскулачивания поражает смелостью реплика одного из крестьян:
«- Ликвидировали?! — сказал он из снега. — Глядите, нынче меня нету, а завтра вас не будет. Так и выйдет, что в социализм придет один ваш главный человек!»
Или другой пример. После смерти ребенка вера Копенкина в коммунизм пошатнулась: «Какой же это коммунизм?.. От него ребенок ни разу не мог вздохнуть, при нем человек явился и умер. Тут зараза, а не коммунизм».

Таким образом, мотив смерти, один из важнейших в творчестве художника, тесно связан в романе с темой Чевенгура. Он становится символом мертвой жизни, берущей истоки в примитивном усвоении необразованным народом философии социального рационализма. Это ускоряло процесс мифологизации сознания, последний этап которого Платонов отразил в повести «Ювенильное море».