Литературные герои, типы героев и их примеры (О литературе)

В греческой мифологии герой – потомок бога и смертного, полубог. У Гомера герой – доблестный воин, потомок славных предков. Античные герои долго занимали ведущее место в сюжетах европейской литературы, и постепенно установилась традиция называть этим понятием любого персонажа (от лат. persona – лицо), любого субъекта действия или переживания в искусстве, в том числе и человека не храброго десятка.

Параллельно развивалось понятие героики, героизма, где принципиальную роль играли высокие цели и доблесть тех, кто действует, совершает

поступки.

Так возникли и трусливые герои (персонажи), и неперсонифицированная героика (“коллективные герои” в произведениях о подвигах масс), которой не было в ранних литературах (Гомер точно указывает, какой герой какого убил).

Поэты XVIII в. и в значительной мере критики первой половины XIX в. пользовались термином “лицо” (“лица”), но в художественных произведениях уже Пушкин и Гоголь явно предпочитают слово герой, применяя его к персонажам заведомо негероическим: Онегину, Евгению в “Медном всаднике”, Чичикову. Лермонтов сознательно играет значениями слова: Печорин по характеру достоин

быть настоящим героем, но он герой николаевского безвременья, антигерой и в то же время чуть ли не лучший в своем обществе.

Персонажи бывают реальные (исторические, автобиографические), домысленные (имеющие прототип, но выступающие под другим именем, в других ситуациях и т. д.) и вымышленные. Среди последних – герои условные: гиперболизированные, гротескные, не только люди, но и фантастические существа, в случае олицетворения – и вещи (умывальник Мойдодыр), явления природы (Мороз-воевода, Зеленый Шум), даже отвлеченные понятия (Власть и Сила в “Прометее прикованном” Эсхила, аллегорические образы в барочном искусстве и т. д.).

Иногда литературоведы пытаются разграничить понятия герой в смысле “главный герой” и “персонаж” как герой второстепенный и третьестепенный. Важно иметь в виду, что по содержательной нагрузке иной образ гораздо “больше” своего места в сюжете и в общем объеме текста, например, Рахметов у Чернышевского, Кириллов в “Бесах” Достоевского, умирающий Николай Левин и художник Михайлов в “Анне Карениной”, реальные персонажи в исторических романах вальтер-скоттовского типа, а в советской литературе, например, Ленин в “Человеке с ружьем” Н. Погодина. Отмечалось, что в сюжетном плане главный герой “Мастера и Маргариты” Булгакова – Мастер, а в идейном – Иешуа (и вместе с тем, надо думать, Воланд).

Если в произведении представлены и положительные и отрицательные герои, то главными обычно бывают первые. Так, естественно, легче выразить авторские оценки. Но в XX в. все чаше главными героями произведений, порой значительных по объему и по идейно-художественному наполнению, становятся персонажи противоречивые, мечущиеся, заблуждающиеся (Григорий Мелехов, большинство героев Ю. Трифонова, Пелагея и Алька у Ф. Абрамова и т. д.) или прямо отрицательные (начиная с Клима Самгина), хотя чаще всего не “изначально” отрицательные, а эволюционирующие в этом направлении (Андрей Гуськов у В. Распутина, Рамзин у Ю. Бондарева, Глебов у Ю. Трифонова, в зарубежной литературе – Адриан Леверкюн у Т. Манна, герои “Осени патриарха” Г. Гарсия Маркеса. “Превратностей метода” А. Карпентьера и многие др.).

Разграничение литературных героев на положительных и отрицательных не абсолютно по ряду причин. У многих персонажей характеры сложны и неоднозначны. Таковы Онегин, “добрый приятель” Пушкина, убивший восторженного и благородного Ленского, потерявший себя и свое счастье, или тот же Печорин, или Кирибеевич и Иван Грозный в “Песне про купца Калашникова”.

Герой плутовских романов всегда отрицателен (хотя не до предела: находятся более хитрые и бессовестные плуты, ставящие его в весьма затруднительные положения), но о себе рассказывает он сам в старости, уже исправившись. Правда, постаревший плут остается скорее субъектом повествования, чем субъектом действия, то есть собственно персонажем.

У других персонажей характеры цельные, но в чем-то ограниченные, а вместе с тем их носители не могут не вызывать сочувствия (старосветские помещики Гоголя, родители Базарова в “Отцах и детях” Тургенева, Аким в “Царь-рыбе” В. Астафьева и т. д.). В принципе положительный герой – выразитель и защитник всего исторически прогрессивного или же хранитель лучшего в прежнем (от фонвизинского Стародума до героев и главным образом героинь современной “деревенской прозы”). Но есть и Григорий Мелехов, заблудившийся правдоискатель, и его интеллигентные собратья по несчастьям – булгаковские Турбины.

Честные порывы или просто сильные страсти, если они не заведомо низменны, поднимали над “рядовым” уровнем отрицательных героев не только ошибающихся Эдипа и Отелло, но даже Макбета и самого князя тьмы и зла, назывался ли он Сатаной, как у Мильтона, Демоном, как у Лермонтова, или Воландом, как у Булгакова. Возвышенный “демонизм” делает возможным читательское сочувствие не только к Печорину, но и ко многим персонажам литературы романтизма – к “антиобщественным” героям поэм Байрона, Мицкевича, юного Лермонтова и др.

Некоторые “вечные образы” мировой литературы имели тенденцию, овеянные возвышенной страстью, переходить из среды отрицательных образов в число положительных. Таков Каин у Байрона, у Ивана Франко и др. Дон Жуан проделал путь от исконной отрицательности уТирсо де Молины и Мольера до положения воскресающего (пусть поздно) и философствующего высокого героя у Пушкина, Л. К. Толстого и Леси Украинки, а затем вновь подвергся снижению и даже “перелицовке” у Б. Шоу.

М. Фриша, С. Алешина (“Тогда в Севилье… “). Вас. Федоров в поэме “Женитьба Дон Жуана” использует уже только общую схему образа и нарицательное имя для выражения совершенно иного содержания, не претендуя на развитие собственно “вечного образа”.

Существует в литературе и такой персонаж, как Остап Бендер, человек антиобщественный и вместе с тем настолько обаятельный, что не воспринимается в качестве чисто отрицательного героя читателями, в жизни нимало не сочувствующими аферистам.

Особенно сложен вопрос о “сравнительной положительности”, применимый к любой литературе, начиная с античной. Кто положительнее: Ахилл или Гектор? Гектор – защитник родины, но троянец и брат преступника Париса, несущий для Гомера и его современников ответственность за свой род. Ахилл – агрессор, но грек, соотечественник Гомера и выполняет свой долг в соответствии с данной ахейцами клятвой.

Эсхиловский Прометей, безусловно, “положительнее” тирана Зевса, но Зевс не случайно в других трагедиях Эсхила – хранитель мирового порядка (а следовательно, всего лучшего), нарушить который безнаказанно нельзя и с самыми лучшими намерениями. Наконец, положительность героя отнюдь не безразлична к художественности его обрисовки. Абсолютно положительный герой, особенно данный не в экстремальной ситуации, воспринимается как “лакировочный”, слащавый, жизненно неубедительный. Такова участь многих героев, а особенно героинь, безупречных женщин В. Скотта и Ф. Купера, чистейших девушек вроде Эсмеральды и Деи у В. Гюго и т. п.

В реалистической литературе характер героя обычно не может быть абсолютно положительным уже потому, что существует в конкретных социальных обстоятельствах и определяется относительно их, а не сам по себе. Так, мы многое “списываем” Чинкову да и Баклакову в “Территории” О. Куваева, потому что не можем не учитывать исключительности обстоятельств, в которых они живут и действуют. Однако обстоятельства не всегда наличная обстановка. Это и вся предшествующая жизнь героя, условия формирования его характера, в соответствии с которыми мы судим о его объективных возможностях.

Поэтому именно в современной литературе, учитывающей все сложнейшие связи человека с миром, положительность героя не обязательно зависит впрямую от его общественного статуса и практических дел. Это для Шекспира положение кое в чем важнее нравственного облика и сюжетной роли персонажей: в списках действующих лиц он неизменно, впрочем скорее по традиции, перечисляет их по рангам (Клавдия прежде Гамлета). сначала всех мужчин, а потом всех женщин – тоже по рангам. Сейчас никому в голову не придет, что председатель колхоза непременно более важный персонаж, чем рядовой колхозник.

Личность в наше время во многом важна и значительна сама по себе.

Тем не менее непреложной остается социальная активность положительного героя, проявляется ли она в боевых подвигах, в труде или в чисто человеческих, личных отношениях. В прошлом остались предложения отказаться от понятия “положительный герой”, которое якобы толкает художника на путь идеализации, попытки апологетики “маленького” или “потерянного” человека, имевшей место на рубеже 1950-60-х гг.

В свое время Достоевский видел особо трудную задачу в том, чтобы создать образ “положительно прекрасного” человека. И все-таки русская классика чрезвычайно богата образами положительных героев, таких как Чацкий и Татьяна Ларина, Инсаров и Базаров, Пьер Безухов и Наташа Ростова, чеховские интеллигенты, не говоря уже о людях из народа, изображенных Тургеневым, Некрасовым, Лесковым. В современной литературе истинно положительные герои, далекие от всякой идеализации,- это герои тетралогии Ф. Абрамова (семья Пряслиных, Анфиса, Лукашин), Дарья Пинигина у В. Распутина, Кирпикоп у В. Крупина, Сергей Лосев в “Картине” Д. Гранина, Бачана Рачишвили в “Законе вечности” Н. Думбадзе.

В творчестве Ч. Айтматова галерею героев-тружеников из народа, наделенных талантом человечности, завершает образ Буранного Едигея.

Выявляя историческую преемственность жизни и непреходящие духовные ценности, проза активно разрабатывает материал прошлого. В последнее время писатели нередко создают вымышленные образы людей прошедших эпох, наполняя их философским смыслом, имеющим актуальное значение.