Личность Леонида Андреева
Андреев начинал как наивный, непритязательный, довольно сентиментальный реалист в старой «филантропической» традиции, в манере, больше напоминающей Короленко, чем Горького, — и именно этими рассказами привлек к себе внимание (Бергамот и Гараська, Ангелочек). Но довольно скоро он выработал свой собственный стиль — вернее, два стиля, ни один из которых не был вполне его собственным. Один из этих двух стилей, — и несравненно лучший — был почерпнут из проблемных рассказов Толстого Смерть Ивана Ильича и Крейцерова соната.
Другой
Стили эти так различны, словно принадлежат разным писателям, но выражают они одно и то же: нигилизм и отрицание. Человеческая жизнь, общество, мораль, культура — все это ложь: смерть и уничтожение — вот единственная реальность,
Таков неизбежный результат всей истории интеллигенции: как только интеллигент теряет революционную веру, вселенная превращается для него в бессмысленную, ужасную пустоту.
Если бы большая часть произведений Андреева осталась ненаписанной и мы знали бы его только по трем лучшим рассказам — мы выше ценили бы его как писателя и меньше сомневались бы в том, что он классик. Я имею в виду рассказы Жили-были (1901), В тумане (1902) и Губернатор (1906). Все они написаны в «толстовской» манере. Первый и последний идут от Смерти Ивана Ильича, второй — от Крейцеровой сонаты.
Андреев полностью и в то же время творчески усваивает манеру Толстого. Жили-были — рассказ о провинциальном торговце, умирающем в университетской клинике; Губернатор, написанный во время революционных волнений, рассказывает о провинциальном губернаторе, который, отдав приказ расстрелять рабочую демонстрацию, узнает, что революционеры его убьют. Тема рассказа — ожидание смерти.
В обоих рассказах рост осознания человеком предстоящей смерти написан сильной и твердой рукой. Воздействие их тем могущественнее, что автор ни разу не повышает голоса и тщательно избегает нажима.
Концовка Губернатора — равнодушная покорность неизбежному — сильно отличается от религиозного возрождения в Смерти Ивана Ильича. В тумане — сильная и жестокая история мальчика, обнаруживающего последствия своих рано начатых половых отношений, — он убивает проститутку и кончает с собой. При появлении в печати его сочли порнографией, но на самом деле он не менее морален и назидателен, чем толстовская Соната. Он наполнен настоящим трагизмом, а разговор между юношей и его отцом, который, не зная о болезни сына, читает ему лекцию о вреде ранних половых связей, — прекрасный пример трагической иронии.
Андреев был неспособен к истинному юмору, но дар иронии у него был очень силен. Он проявляется, например, в рассказе Христиане, где проститутка отказывается приносить присягу в суде, мотивируя это тем, что не может считать себя христианкой. Высмеивающий судей и чиновников диалог, граничащий с гротеском, исполнен толстовского духа.
Но задолго до написания Губернатора Андреев согрешил с сиреной модернизма. Его первый метафизический рассказ в риторической модернистской манере — Стена — был написан еще в 1901 г. За ним последовал ряд других «метафизических» проблемных рассказов в том же напряженно-риторическом стиле. Сначала Андреев придерживался знакомых форм реализма, но начиная с рассказа Красный смех (1904) перешел к условному оформлению, скоро ставшему в его рассказах преобладающим.
Главные из таких проблемных рассказов: Мысль (1902) — врач сходит с ума от гипертрофии чистой мысли, работающей в пустоте; Жизнь Василия Фивейского (1903) — священник сходит с ума, потеряв веру; Касный смех (1904) — «безумие и ужас» войны — самый грубо-риторичный из рассказов Андреева; Так было (1906) — исконная тщета политических революций; Иуда Искариот (1907) — проблема свободы воли и необходимости; Елеазар (1907) — возвращение к жизни Лазаря, вкусившего смерть; Тьма (1908) — «право быть хорошим»; Проклятие зверя (1908) — ужас больших городов; Мои записки (1908) — воспоминания человека, приговоренного к пожизненному одиночному заключению — тщета свободы.
Суета сует, бессмыслица, фальшь, пустота всех человеческих традиций и установок, относительность нравственных устоев, бесплодность земных желаний, непреодолимое отчуждение человека от человека, — вот темы рассказов Андреева, а над ними одна великая реальность — смерть. Лишь два рассказа этого периода выделяются своими литературными достоинствами: Тьма (1907) и Рассказ о семи повешенных (1908).
Герои обоих рассказов — революционеры. В рассказе Тьма террорист, за которым гонятся, ищет убежища в публичном доме (прошу прощения за постоянное упоминание подобных деталей, но их невозможно избежать в разговоре об этой литературной школе). Проститутка, у которой он оказывается, оскорблена его чистотой и бросает ему в лицо типично андреевский вопрос: «Какое ты имеешь право быть хорошим, если я дурная?» Левые были оскорблены рассказом Тьма и, чтобы снять с себя обвинение в неуважении к террористам, Андреев написал Рассказ о семи повешенных.
Это рассказ о пяти террористах и двоих уголовниках-убийцах, ожидающих казни после приговора. Хотя в рассказе присутствует излюбленная Андреевым тема смерти, главное в нем не ужас смерти, а героизм и чистота террористов. Это не протест против насильственной смерти, а прославление русских революционеров, почему рассказ и стоит особняком в творчестве Андреева.
Он стоит особняком и от всего, что Андреев написал в это время — по своей благородной простоте и сдержанности.
Для атмосферы русской общественной жизни того времени характерно, что при всей аполитичности Андреева он был твердо убежден в святости террористов. Даже проститутка не сомневается, что предел добра быть политическим убийцей. Рассказ о семи повешенных — акафист великомученикам.
После 1908 г. Андреев писал в основном пьесы, а не рассказы. Его последнее и самое длинное повествовательное произведение — роман Сашка Жегулев — вышло в 1912 г., когда об Андреве уже мало говорили, и роман привлек к себе относительно мало внимания.
Первую свою драму (К звездам) Андреев написал в 1906 г., за ней последовала дюжина других; некоторые стали очень знаменитыми, но с лучшими рассказами Андреева они несравнимы. Эти пьесы делятся на два вида: реалистические пьесы из русской жизни, продолжающие традицию Чехова и Горького, беспрерывно понижая ее и в конце концов сведя почти на нет (Дни нашей жизни, 1908; Анфиса, 1910; Гаудеамус и т. д.), и символические драмы, действие которых происходит в некоем условном месте (Жизнь человека, 1907; Царь-голод, 1908; Черные маски, 1909; Анатэма, 1910; Тот, кто получает пощечины, 1914). Наибольший успех имели Жизнь человека и Тот, кто получает пощечины.