Итог исканий М. Горького (“Дело Артамоновых”)
В повести “Дело Артамоновых” Горький показал, как медленно, но неотвратимо совершается процесс осознания рабочими своих классовых интересов. Не в каждом городе действовали пропагандисты, подобные Павлу Власову и Находке, организующие демонстрации и стачки. В дни революции 1905 года, вместо того чтобы объединиться против своих хозяев, как в пьесе “Враги”, рабочие двух дремовских фабрик дерутся между собой.
Стекла в доме Алексея Артамонова разбивают кожевники с фабрики Житейкина, а его собственные рабочие добровольно охраняют
В “Деле Артамоновых” народ представлен не только рабочим классом, все время пополняемым притоком крестьян, быстро превращающихся в “фабричных”. Среди героев повести особое место занимает Тихон Вялов – дворник, бывший землекоп, а еще прежде крестьянин. Этот образ продолжает полемику Горького с его великими литературными предшественниками, которые, пройдя мимо “талантливых организаторов промышленности” – выходцев из крестьянства, продолжали “любовно изображать кроткого раба, совестливого Поликушку”.
Вялов идет от поруганной христианской морали к социальным
Вялов далек от сведения личных счетов со своими хозяевами, хотя и знает все тайны дома. Тем полнее его злорадное торжество в финале повести: “Дурак, а правду понял раньше всех. Вот оно как повернулось. Я говорил: всем каторга!
И – пришло. Смахнули, как пыль тряпицей. Как стружку смели”.
В то же время Вялов далек от революционных рабочих, заявляющих: “все от нас пошло, мы – хозяева”, готовых экспроприировать капиталистов. Понимая возможность подобного оборота событий, Вялов не одобряет насильственных мер. Здесь сказывается слабая сторона позиции патриархального крестьянина, на которой до конца остается Тихон Вялов, убежденно утверждая: “Я этих затей не принимаю. Работай каждый на себя, тогда ничего не будет, никакого зла”.
Жизненным идеалом Вялова остается союз вольных тружеников и тем самым праведников. Скептик Вялов, видя “везде – хитрости”, не уверен, что революция осуществит этот идеал. Поэтому возмездие, выпавшее на долю Артамоновых, не приносит ему душевного успокоения. “Веры, говорю, лишили вы меня; не знаю, как теперь и умереть мне.
Загляделся на вас, беси…” – таков итог исканий Тихона Вялова, патриархального крестьянина, живущего между крестьянской реформой и социалистической революцией, народного мудреца, так и не обретшего истины. Этот молчальник и соглядатай, принципиально стоящий в стороне, занимающий выжидательную позицию, выступает в повести как представитель стихийных грозных сил. В этом смысле он поистине страшен.
Надо “кратко написать большой роман”, говорил Л. Толстой Горькому, обсуждая с ним замысел “Дела Артамоновых”. Это пожелание Горький выполнил в точности: “Дело Артамоновых” совсем небольшая повесть. Как же вмещается в ней целая эпоха – вся история русского капитализма?
Чем достигается эпичность повествования, откуда берется широта исторических просторов, врывающихся в это произведение, имеющее традиционный вид семейной хроники?
Эпичность повествования в “Деле Артамоновых” достигается тем, что конфликты, возникающие между выходцами из Дремова, разрешаются не непосредственно между ними, а где-то далеко за пределами города, на просторах истории. Вместо того чтобы сводить исторические ситуации к столкновениям ряда героев, Горький в судьбе каждого из них выявляет соответствующую историческую ситуацию. В результате рамки небольшой повести рушатся, и она делается равнозначной огромному роману-эпосу, где сразу выступает множество разрозненных судеб, почти не сталкивающихся между собой, но влекомых одним общим историческим потоком.
Новаторство Горького в “Деле Артамоновых” заключается не в привнесении каких-либо новых небывалых художественных приемов. Напротив. Взяв за основу одну из традиционнейших литературных форм – семейную хронику, Горький пользуется испытанными приемами классического реализма, достигая высочайшей выразительности, доводя почти каждую деталь до “одухотворенного и глубоко продуманного символа”.