Идейно-художественное своеобразие поэзии Бунина
Идейно-художественное своеобразие. Яркая творческая индивидуальность Бунина проявилась уже в ранний период. В отличие от многих своих современников он сохраняет верность традициям русской реалистической поэзии, по-своему развивая ее темы, мотивы и образы.
Недаром его называют “последним из великих русских классиков”;.
Одной из важнейших в его творчестве становится тема природы. Уже ранние стихи Бунина, в которых он наследует традиции пушкинской пейзажной лирики, наполнены яркими реалистическими зарисовками русской природы
А мир везде исполнен красоты.
Мне в нем теперь все дорого и близко.
(“В степи”;, 1889)
В отличие от Пушкина, так любившего осень, Бунина чаще привлекает весна и лето с их яркими красками:
Как дымкой даль полей закрыв на полчаса,
Прошел внезапный дождь косыми полосами –
И
(“Как дымкой даль полей закрыв на полчаса…”;, 1889)
Для Бунина-пейзажиста характерна особая зоркость и чуткость к различным явлениям природы. В стихах Бунин использует богатейшую палитру цветов и красок, разнообразную гамму звуков. Так бесконечно варьируются в его пейзажах оттенки синей, голубой, зеленой, желтой красок.
Часто он использует составные цветовые эпитеты: “черно-зеленый конус ели”;, “снежно-золотое поле”;, “зелено-серебристый свет”;. Бунин любит цветовые и звуковые контрасты: “тьма… золотится”;, “таинственно шумит лесная тишина”;. В его стихах необыкновенное многоголосие птиц – мы слышим голоса кукушки, жаворонка, соловья, петуха.
Бунина привлекает все, что способно помочь читательскому восприятию – зрению, слуху, осязанию и даже обонянию. Отсюда непривычные сравнения (“леса на дальних косогорах, как желто-красный лисий мех”;), необычные метафоры, как, например, построенное на сопоставлении с тканями и украшениями описание пейзажа, увиденного из окна:
Ветви клена – вышивки зеленым Темным плюшем, свежим и густым…
На березах – серые сережки И ветвей плакучих кружева…
(Из окна”;, 1906)
Читая стихи Бунина, мы как будто вдыхаем ароматы леса, поля, луговых трав, осенней листвы. Критики давно отметили особую “пахучесть”; и прозы, и поэзии Бунина. Действительно обилие и разнообразие ароматов в его стихах поразительно: это “свежий запах сада и теплый запах талых крыш”;, дым, который “пахнет медом и ванилью”;, поля, пахнущие “рожью и дождем”;. А в стихотворении “Ландыш”;, вспоминая цветок своей молодости, поэт как будто продолжает чувствовать его аромат:
И навек сроднился с чистой Молодой моей душой
Влажно-свежий, водянистый,
Кисловатый запах твой!
(“Ландыш”;, 1917)
Эта необыкновенная зоркость, восприимчивость поэта позволяет ему почувствовать счастье сопричастности окружающему миру:
День вечереет, небо опустело.
Гул молотилки слышен на гумне…
Я вижу, слышу, счастлив. Все во мне.
(“Вечер”;, 1909)
Многие пейзажи Бунина наследуют некрасовские традиции, хотя он далек от резкости социальных контрастов, характерных для поэзии Некрасова. Деревенский пейзаж в поэзии Бунина поражает способностью поэта любоваться совершенно прозаическими, приземленными приметами крестьянской жизни, с детства так памятной и дорогой для него:
В сонной степной деревушке Пахучие хлебы пекут.
Медленно две побирушки По деревушке бредут.
Жмурясь, сидит у амбара Овчарка на ржавой цепи.
В избах – темно от угара,
Туманно и тихо – в степи.
Только петух беззаботно Весну воспевает весь день.
В поле тепло и дремотно,
А в сердце счастливая лень.
(“Русская весна”;, 190S)
Именно такой остается Родина в памяти поэта и тогда, когда он оказывается разлучен с нею навсегда. Только теперь совершенно иная грустно-ностальгическая интонация окрашивает русский пейзаж, который память рисует в воображении поэта:
Опять холодные седые небеса,
Пустынные поля, набитые дороги,
На рыжие ковры похожие леса,
И тройка у крыльца, и слуги на пороге…
– Ах, старая наивная тетрадь!
Как смел я в те года гневить печалью Бога?
Уж больше не писать мне этого “опять”;
Перед счастливою осеннею дорогой!
(“Опять холодные седые небеса…”;, 1923)
Но тема памяти появляется в творчестве Бунина намного раньше и становится одной из основных в его творчестве. Память позволяет человеку ощутить родство со своей семьей, страной, народом, всем человечеством, обрести незыблемые корни, уходящие в глубь исторического прошлого. Для Бунина категория памяти становится не только личной, но и общечеловеческой, приобретая глубокий философский смысл. Недаром поэта привлекают деяния великих людей прошлого: Эсхила, Александра Македонского, египетских фараонов, русских святых, князей Древней Руси, татаро-монгольских ханов (“Эсхил”;, “Александр в Египте”;, “В жарком золоте заката Пирамиды…”;, “Кончина Святителя”;, “Князь Всеслав”;, “В Орде”; и др.).
Его вдохновляют фольклорные образы, библейские сюжеты, античная, восточная, скандинавская мифология, мировые религии (“Ра-Озирис, владыка дня и света…”;, “Океаниды”;, “Черный камень Каабы”;, “Каин”;, “Геймдаль искал родник божественный…”;, “Бегство в Египет”;, “Конь Афины Паллады”; и др.).
Как известно, писатель много путешествовал, причем влекла его не только Европа, но и восточные страны – Турция, Сирия, Цейлон, он побывал и в Египте, Алжире, Тунисе, на окраинах Сахары. Впечатления, вынесенные им из этих путешествий, легли в основу многих его рассказов и отразились в поэзии. Как отмечает Н. Любимов, “задолго до появления “кратких рассказов”; в прозе Бунин начал культивировать жанр “кратких рассказов”; в стихах. Это очерки или портреты на фоне пейзажа или интерьера”;.
Таково, например, стихотворение “Бедуин”;. Но еще важнее то, что в стихах, навеянных путешествиями, Бунин старается показать ту связующую века и эпохи, народы и страны нить, которая протягивается человеческой памятью:
Отрада смерти страждущим дана.
Вы побелели, странники, от пыли.
Среди врагов, в чужых краях вы были.
Но вот вам отдых, мир и тишина.
Гора полдневным солнцем сожжена,
Русло Кедрона ветры иссушили.
Но в прах отцов вы посохи сложили,
Вас обрела родимая страна.
(“Долина Иосафата”;, 1908)
Поэт ассоциирует все окружающее с “раскрытой Книгой Бытия”;, сопрягая настоящее, прошлое и вечное.
В своих философских стихах Бунин определяет отношение к жизни и смерти, мгновению и вечности, земному и небесному. О быстротечности человеческой жизни, которая лишь краткий миг в вечном ходе мироздания, поэт говорит в стихотворении “Петух на церковном кресте”; (1922), в котором петух
Поет о том, что все обман,
Что лишь на миг судьбою дан И отчий дом, и милый друг,
И круг детей, и внуков круг,
Что вечен только мертвых сон,
Да Божий храм, да крест, да он.
Быстрота метра и ритма стихотворения, четкость словоразделов и обилие внутренних рифм действительно создают реальное ощущение неудержимого бега времени.
В этой тематической группе стихов явно ощущается влияние философской лирики Е. Баратынского и Ф. Тютчева, но особенно интересны переклички с поэзией В. Жуковского, который был к тому же дальним родственником И. Бунина по материнской линии. Еще в юности начинающий поэт был поражен способностью Жуковского улавливать тончайшие движения человеческой души, его умением прикоснуться к тайнам жизни и выразить свои мысли и чувства, связанные с ними. Бунин также стремится понять вечное, уловить проявление высших сил, а потому в его стихах явления природы, времена года, привычные приметы русского пейзажа предстают не только в своем непосредственном облике, но и как часть Вселенной с ее тайной всемирного бытия:
Мелькают дали, черные, слепые,
Мелькает океана мертвый лик:
Бог разверзает бездны голубые,
Но лишь на краткий миг.
“Да будет свет!”; Но гаснет свет, и сонный Тяжелый гул растет вослед за ним:
Бог, в довременный хаос погруженный,
Мрак сотрясает ропотом своим.
(“Мелькают дали, черные, слепые…”;, 1911)
Творчеству Бунина присуще особое качество, которое получило название “космизм”;. “Единая жизнь совершает свое странствова-
ние через наши тела”;, – в этом постулате основа бунинской философии. В ней утверждается власть единых для всех космических сил над личной судьбой, их таинственность и непознаваемость. Тайны судьбы человека – это и тайны бытия:
Где ты, звезда моя заветная,
Венец небесной красоты?
Очарованье безответное Снегов и лунной высоты?
Где молодость простая, чистая,
В кругу любимом и родном,
И старый дом, и ель смолистая В сугробах белых под окном?
Пылай, играй стоцветной силою,
Неугасимая звезда,
Над дальнею моей могилою,
Забытой Богом навсегда!
(“Сириус”;, 1922)
Так возникает еще одна особая тема бунинской поэзии – “звездная тема”;, которую он продолжает вслед за Лермонтовым. Как и великого русского романтика, Бунина волнуют тайны ночного неба, чувства, которые оно вызывает в человеке:
Звезды горят над безлюдной землею,
Царственно блещет святое созвездие Пса:
Вдруг потемнело – и огненно-красной змеею Кто-то прорезал над темной землей небеса.
Путник, не бойся! В пустыне чудесного много.
Это не вихри, а джинны тревожат ее,
Это архангел, слуга милосердного Бога,
В демонов ночи метнул золотое копье.
(“Звезды горят над безлюдной землею…”;, 1903)
Уже в ранней поэзии Бунина появляется образ “ночной звезды”;, который помогает обрисовать состояние человеческой души:
Не устану воспевать вас, звезды!
Вечно вы таинственны и юны.
С детских дней я робко постигаю Темных бездн сияющие руны.
Вспоминая первые признанья,
Я ищу меж вами образ милый…
Дни пройдут – вы будете светиться Над моей забытою могилой.
И быть может, я пойму вас, звезды,
И мечта, быть может, воплотится,
Что земным надеждам и печалям Суждено с небесной тайной слиться!
(“Не устану воспевать вас, звезды!..”;, 1901)
В стихах поэта звезды сопричастны человеческой жизни: они могут быть “кроткими”;, “дрожат”;, смотрят из глубин ночи, где мечется мрак. Особенно интересен в поэзии Бунина мотив отраженного неба: это звезды в глубине озера, моря, океана или же “ночное подводное небо”;:
Вот снова ночь. Над бледной сталью Понта Юпитер озаряет небеса,
И в зеркале воды, до горизонта,
Столпом стеклянным светит полоса.
(“Ночь”;, 1901)
Когда “звезды глядят из таинственных вод”;, у поэта рождается “жутко-хорошее”; чувство сближения с глубинами неба, а сами светила становятся символами “предвечной красоты и правды неземной”;.
Ощущение своей сопричастности прекрасному и великому миру всегда помогало поэту преодолевать даже самые мрачные душевные состояния. Но главной опорой для него все же была любовь – чувство светлое и загадочное, страшное в своей непредсказуемости и прекрасное, возвеличивающее душу человеческую, дарующее ей чувство вечности. Любовная драма, пережитая Буниным в начале 1890-х г., связана с Варварой Владимировной Пащенко. Эта страстная и несчастная любовь привнесла в его поэзию чувства горечи и надежды, отчаяния и внезапной радости:
Если б только можно было Одного себя любить,
Если б прошлое забыть, –
Все, что ты уже забыла,
Не смущал бы, не страшил Вечный сумрак вечной ночи:
Утолившиеся очи Я бы с радостью закрыл!
Расставание было тяжелым, но, как и много лет спустя в цикле рассказов “Темные аллеи”;, в стихах Бунина постепенно воцаряется чувство гармонии с миром, которое дает ему память о минувшей любви, ее счастливых мгновениях, пусть и быстротечных, но возвышающих душу человека и дающих ему ощущение вечности:
Спокойный взор, подобный взору лани,
И все, что в нем так нежно я любил,
Я до сих пор в печали не забыл,
Но образ твой уже в тумане.
А будут дни – угаснет и печаль,
И засинеет сон воспоминанья,
Где нет уже ни счастья, ни страданья,
А только всепрощающая даль.
(1907)
Спутницей жизни стала для Бунина другая женщина, которая посвятила ему всю свою жизнь – это Вера Николаевна Муромцева – Бунина. После смерти мужа она написала о нем книгу “Жизнь Бунина”;, вышедшую в Париже в 1958 г. Семейное счастье давало писателю возможность плодотворно работать до последних дней жизни. Но в эмиграции ему довелось вновь испытать обжигающее, страстное чувство любви, и, как и в молодости, принесшее лишь боль и страдания. Роман уже немолодого писателя и его юной “ученицы”; Галины Кузнецовой, которой Бунин оказывал покровительство и помогал в творческой работе, длился с 1927 до 1933 года (хотя и позже писатель продолжал поддерживать ее).
Именно тогда начинается работа над самым крупным произведением писателя – романом “Жизнь Арсеньева”;, в котором большое место занимает любовная тема. Но и написанные уже в 40-е годы “Темные аллеи”;, где также ведущей является тема любви, в какой-то мере содержат отголосок этого глубокого чувства. “…И все тоска, боль воспоминаний о несчастных веснах 34, 35 годов, как отравила она мне жизнь – и до сих пор отравляет! 15 лет!”; – с горечью признается Бунин в 1942 году, когда завершается работа над “Темными аллеями”;.
Но творчество оказывается способно преобразить это горестное чувство в самые прекрасные и возвышенные слова о любви, выраженные писателем и в прозе, и в стихах.
Дар слова для Бунина сродни божественному призванию: оно сохраняет память, дает возможность соприкоснуться с вечностью и выразить всю прелесть окружающего мира, оно то “достоянье”;, которое остается с человеком в любых испытаниях жизни до самого ее конца:
Молчат гробницы, мумии и кости, – Лишь слову жизнь дана:
Из древней тьмы, на мировом погосте, Звучат лишь Письмена.
И нет у нас иного достоянья!
Умейте же беречь
Хоть в меру сил, в дни злобы и страданья, Наш дар бессмертный – речь.
(1915)