И. А. Бродский в воспоминаниях современников

В. И. Уфлянд: «Если бы я рисовал герб русской словесности, обязательно бы в верхней половине щита поместил изображение ястреба. Подразумевая Иосифа Бродского. Вещий Боян оборачивался сизым орлом, лебедем и, кажется, еще белкой. Любимой птичьей ипостасью Иосифа был ястреб.

В «осеннем крике ястреба» Иосиф воспел вознесение на небо. Сейчас душа Иосифа тоже возносится к Богу. Однако крик — это не в характере Иосифа.

Его характеру и его манере речи соответствует клекот.
Он был как ястреб. Со всеми неподражаемыми достоинствами

величия и грехами. В клекоте часто бывал жаргон и даже брань.
В отличие от ястреба, однако, Иосиф до смерти терзал только себя. Я считаю его самым ироничным поэтом всех времен и народов. Потому что он был самым самоироничным.

Никто не смог сказать, например, про себя самого, что у него во рту развалины почище Парфенона. Ося превзошел всех иронистов.
Терзать себя Иосиф умел сверхмастерски. Поэтому он избрал трагический метод познания и описания жизни. К мелодраме и комедии он обращался с удовольствием, но довольно редко.

Хотя и в этих жанрах был грандиозным мастером.
Мало того что Мастером. Он был Великим

Работягой. Не зря его в России судили за тунеядство.

До сих пор в России Великие Работяги словесности в глазах люмпенов толпы и люмпенов верхушки выглядят тунеядцами.
И все же русский народ создал русский язык. Единственное, чего не боятся соседи русских на Западе и на Востоке. Единственное, что признают уникальным все державы и страны мира, — это русская словесность, русская литература. За державу, которая создала русскую поэзию и прозу, не может быть обидно.

Даже если она уже не сверхдержава. Даже если она нищая.
Но и сейчас она достойна любви потому хотя бы, что в ней родились Пастернак, Солженицын, Бродский. Великий Конский Глаз, Великий Теленок, Великий Ястреб. И еще Бунин, Толстой, Достоевский, Пушкин, Гоголь и тысячи других Великих Работяг и Мастеров словесности.

И великих мастеров кисти, музыки, ума и доброты.
Вообще, Россия была бы страной сплошных мастеров. Если бы мастеров не убивали, не выживали и не изгоняли на протяжении всей русской истории.
Но даже если бы Ося умер в 155, я все равно бы сказал: преждевременно. Правда, ястребы долго не живут. Ястреб это не ворон. Ося прожил век ястреба.

Истерзав на стихи и прозу самого себя. Ястреба среди нас уже нет. Он поднялся выше жизненного слоя воздуха.
Ястреб остался навек только в гербе великой русской словесности».