«Светские» и «кавказские» повести Марлинского
Особой популярностью в 30-е годы, как уже отмечалось, пользовались «светские» и «кавказские» повести Марлинского. Недостаток значительного, яркого в реальной жизни требовал своего восполнения в других сферах, в данном случае — в искусстве, в литературе. Это во многом объясняет тот исключительный успех, которым пользовался в 30-е годы Марлинский и его повести.
По контрасту с окружающей будничностью в них находили живой красочный мир с кипящими страстями («Фрегат «Надежда», 1832), полный загадочности и опасностей («Мулла-Нур»,
Мужественные, благородные герои повестей Марлинского увлекали читателей своим стремлением к духовному совершенству. Существенно и то, что, обращаясь к светской среде, создав канон «светской повести» («Испытание», 1831), Марлинский с прежних декабристских позиций раскрывал порочность аристократической морали. Он отстаивает искренность в отношениях, доброту, законы «чести», хотя и принужден с этой целью прибегнуть к идеализации
Несостоятельность светских норм жизни наглядно раскрыта в повести «Фрегат «Надежда». В высших кругах, как замечает автор, «от собачки до хозяина дома, от плиты тротуара до этрусской вазы — все нерусское, и в наречии и в приемах». У представителей петербургской знати «под улыбкой нет выражения, под слогом не дороешься до мысли, под орденами — сердца».
В этой связи необходимо отметить, что Марлинский с редкой в его годы смелостью выступил в защиту самобытных, «русских» начал в общественной жизни, отдавая должное трудолюбию, уму и смекалке людей из народа.
Романтической увлекательностью отличаются «кавказские» повести Марлинского «Аммалат-Бек» (1832) и «Мулла-Нур». Помимо экзотической природы, ярких зарисовок местного быта, хорошо изученного Марлинским, многочисленных эпизодов, отличающихся авантюрно-приключенческой остротой, эти повести содержат в себе и характерные для романтического стиля обобщения, имевшие для 30-х годов XIX в. злободневный общественный смысл.
В основу повести «Аммалат-Бек» положена народная легенда, записанная Марлинским в Дербенте. В. ней рассказывается о дагестанском молодом хане Аммалате, перешедшем на сторону мюридов и убившем своего покровителя полковника русской армии Верхов-ского. Но писатель не ограничивается простым пересказом легенды. Он придает ей романтическую окраску, заостряя внимание не столько на событии, сколько на характере персонажа.
Аммалат-Бек — волевая, активная и в то же время мятущаяся натура. Этим объясняются быстрые переходы героя от преданности к недоверию, а от него — к мести. Аммалат-Бек попадает в сети, коварно расставленные врагами России, и, разжигаемый подозрениями, осуществляет расправу над человеком, который спас его от неволи.
Трагедия усугубляется тем, что Аммалат совершает это преступление как правое дело, надеясь в награду за него добиться руки возлюбленной Селтанет. «Природа подарила ему все, чтобы быть человеком в нравственном и физическом смысле, но предрассудки народные и небрежность воспитания сделали все, чтобы изувечить эти дары природы» — сказано об Аммалате в повести. Так Бестужев выходил к типично романтической коллизии: неблагоприятные обстоятельства оказывают губительное воздействие на личность искреннюю и доверчивую, «страсти», как неумолимый «рок», управляют человеком, часто оказываясь источником его жестоких внутренних противоречий.
Конфликт сильной, бунтарски настроенной личности с миром, где царствуют зло и несправедливость, определил кульминационную точку другой «кавказской» повести «Мулла-Нур». Как и в предыдущей повести, Марлинский отталкивается от реальных источников.
Но стремление автора к романтическому переосмыслению действительных событий здесь еще более заметно, чем в первой (дербентовской) повести. И надо сказать, что это усилило бунтарский пафос изображения, вывело повесть за рамки традиционного приключенчества.
Мулла-Нур — главный персонаж повести — разбойник не по ремеслу, а по убеждению. Он мстит притеснителям, богатым, защищает обиженных. Это — «татарский Карл Моор», как назвал его Белинский. И то, что он борется в одиночку, не затушевывает социальной природы его протеста.
Образ Муллы-Нура нарочито окутан дымкой таинственности. Неизвестно, что заставило его убить своего дядю И убежать в горы, кто его помощники в борьбе за справедливость. 11о такая недосказанность острее подчеркивает порыв героя к свободе. Его протест по-своему символизировал осуждение мрачной социальной действительности 30-х годов.
Не зря рассказ героя о самом себе «…превратился в какую-то жалобу, в какую-то прерывчатую исповедь, в чудный разговор с самим собою!..» (II, 459). Что-то похожее ощущали и наиболее передовые люди первого, самого тяжелого десятилетия после разгрома декабристов. «Разговор с самим собой», «Жалоба» на настоящее станет лейтмотивом гениальной лирики Лермонтова.
Таким образом, в повестях Марлинского 30-х годов отнюдь не исчезли, хотя и заметно трансформировались прежние, декабристские идеи, связанные с критическим отношением к действительности, прославлением в человеке мужества, личной активности, нравственной чистоты и цельности. Стремясь воплотить эти черты в живом наглядном изображении, Марлинский обращался к остроконфликтным ситуациям, используя усложненную, подчас авантюрную интригу («Мулла-Нур»), приемы внезапности («Кровь за кровь», «Лейтенант Белозер»). Положительные герои даны обычно в резком контрасте с окружающей средой («Фрегат «Надежда»).
В ее характеристике автор прибегает к «узорчатому» стилю: пышным метафорам, неожиданным сравнениям, каламбурам, а подчас и едким колкостям, когда речь шла о негативных явлениях. Разнообразны и жанровые конструкции повестей Марлинского. Именно он придал известную законченность и достаточно яркую выразительность таким разновидностям (типам) романтических повестей, как «светская» («Испытание»), авантюрно-приключенческая («Аммалат-Бек»), историко-бы-товая («Ревельский турнир»), историко-приключенческая («Латники»).
Не утратили своего значения и «этнографические» (преимущественно очеркового характера) повести Марлинского.