«Человек пришел в мир для безмерной свободы творчества и счастья» (На примере рассказов А. И. Куприна «Гамбринус» и «Анафема»)

1. Образ свободного музыканта Сашки из «Гамбринус».
2. Отец Олимпий из рассказа «Анафема» как выразитель протеста против фальши.
3. Общие черты скрипача Сашки и дьякона Отца Олимпия.
Все Бог сделал на радость человеку.
А. И. Куприн
Когда затрагиваешь тему творчества в произведениях А. И. Куприна, то первым вспоминается рассказ «Гамбринус» и его главный герой — скрипач Сашка. Он представлял собой неотъемлемый атрибут пивной одного портового южнороссийского города. Это яркий и запоминающийся образ; «…среди портовых

и морских людей Сашка пользовался большим почетом и известностью, чем, например, местный архиерей или губернатор». Музыкант знал мелодии всех национальностей, представители которых приходили в пивную и заказывали ему песни: играл и русские, и украинские, и греческие, и грузинские, и английские, и итальянские, и еврейские мелодии.

К нему постоянно обращались люди: «И он играл без отдыха все заказанные песни. По-видимому, не было ни одной, которой бы он не знал наизусть. Со всех сторон в карманы ему сыпались серебряные монеты, и со всех столов ему присылали кружки с пивом.

Когда он слезал со своей

эстрады, чтобы подойти к буфету, его разрывали на части». Сашка был востребован как музыкант, его работа, безусловно, была нужна посетителям «Гамбринуса». Но был ли скрипач-еврей свободным художником?

Играл ли он по своей воле, по зову сердца или же это была нудная ежедневная работа, необходимая только лишь для зарабатывания денег? Ответ на этот вопрос дает повествователь рассказа: «Сашка, размякший от пива, от собственной доброты и от той грубой радости, которую доставляла другим его музыка, готов был играть что угодно». Надо заметить, что музыкант играл не только на публику, но и для себя. В присутствии буфетчицы мадам Ивановой он часто исполнял свои любимые грустные еврейские национальные мелодии.

Как выяснится, сам скрипач — сирота. Кроме собачки Белочки и еще, пожалуй, двоюродного брата и вдовы племянника, у него никого не было. Поэтому музыка была смыслом Сашкиной жизни, его счастьем и отрадой.
Сашку забирают на войну, хотя ему уже около сорока шести лет: он впервые разлучается со своим любимым ремеслом и работой. Но через год музыкант возвращается к всеобщей и собственной радости. В начале переворота, революции Сашку стали притеснять.

Помощник пристава взял со скрипача слово не играть гимнов. На улице творился беспредел. А Сашка «свободно ходил по городу со своей смешно обезьяньей, чисто еврейской физиономией.

Его не трогали. В нем была та непоколебимая душевная смелость, та небоязнь боязни, которая охраняет даже слабого человека лучше всяких браунингов». И даже после храброго сражения с хамом Гундосым и последующим отбыванием в участок «по политическому» скрипач не сломался и не утратил своего таланта.

У Сашки работала теперь только правая рука, несмотря на это скрипач остался способным работать, счастливым и свободным, — «искусство все перетерпит и все победит».
В рассказе «Анафема» другая ситуация. Протодьякон Отец Олимпий обладал мощным красивым голосом, но пел всегда строго то, что было разрешено. Кроме того, он искренне боялся своей истеричной жены дьяконицы.

У церковного певца была привычка читать художественную литературу. И однажды прочтение произведения Л. Н. Толстого о Кавказе открыло в нем новые чувства и стремления: «Это чтение взбудоражило стихийную протодьяконскую душу. Три раза подряд прочитал он повесть и часто во время чтения плакал и смеялся от восторга, сжимал кулаки и ворочался с боку на бок своим огромным телом.

Конечно, лучше бы ему было быть охотником, воином, рыболовом, пахарем, а вовсе не духовным лицом». Еще большую подневольность Отец Олимпий чувствует на службе в соборе, когда надо было петь анафему тому чудесному писателю, который доставил так много радостных минут чтения протодьякону. Это шло против души Отца Олимпия, и он решился пойти наперекор и архиепископу-формалисту, и мнению официальной церкви.

Протодьякон стал славить Л. Н. Толстого. Ему сердце подсказывало: «Все Бог сделал на радость человеку. Ни в чем греха нет. Хоть с зверя пример возьми.

Он и в татарском камыше живет и в нашем живет. Куда придет, там и дом. Что Бог дал, то и лопает.

А наши говорят, что за это будем сковороды лизать. Я так думаю, что это все одна фальшь». Этот протест освободил церковного певца и от сана, и от психологической зависимости от жены. Протодьякон и сам больше не хотел служить в соборе.

И причина у него для этого была веская: «…Душа не терпит. Верую истинно, по Символу веры, во Христа и в апостольскую церковь. Но злобы не приемлю».

Отец Олимпий стал свободным человеком в нравственном смысле.
Что же объединяет вольного скрипача-еврея Сашку с протодьяконом Отцом Олимпием? Во-первых, принадлежность и того, и другого к искусству, к творчеству. Виртуозная игра на скрипке Сашки и мощный голос Отца Олимпия завораживали людей, слушателей. «Сашка действовал на них, как Орфей, усмирявший волны, и случалось, что какой-нибудь сорокалетний атаман баркаса… звероподобный мужчинище, заливался слезами, выводя тонким голосом жалостливые слова песни…».

И протодьякон: «В нем проснулась настоящая гордость любимца публики, баловня всего города, на которого даже мальчишки собирались глазеть с таким же благоговением, с каким они смотрят в раскрытую пасть медного геликона в военном оркестре на бульваре». Главные герои этих двух рассказов — «Гамбринус» и «Анафема» дарили людям радость и сами получали удовольствие от занятий любимым делом.

И Сашке, и протодьякону пришлось пережить испытания, заключающиеся в обоих случаях в нарушении их душевной гармонии, покушения на свободу (внешнюю или внутреннюю). Но скрипач Сашка со сломленной рукой все-таки выстоял и вновь вернулся к любимому делу, к музыке. А Отец Олимпий решил снять с себя сан, да и это было уже почти неизбежно.

Наконец-то он стал свободным внутренне, независимым человеком: «Все равно. Пойду кирпичи грузить, в стрелочники пойду, в катали, в дворники, а сан все равно сложу с себя. Завтра же…». Только крепкому духом и по-настоящему свободному человеку под силу такой решительный шаг.

Теперь Отец Олимпий приобрел внутреннюю свободу и душевную гармонию с самим собой. С этого момента перед читателем он предстал не как «нежно снисходительный» и покорный вышестоящему духовенству человек, а как «необъятно огромный, черный и величественный монумент». И он, даже лишившись духовного сана, будет счастлив, потому что не растратил свое искусство на бессмысленную злобу и остался чист перед своей душой, совестью и искренней благодарностью великому русскому писателю Л. Н. Толстому.
Таким образом, анализ двух рассказов А. И. Куприна показывает, что тема свободы, творческой и внутренней, занимала важное место в творчестве писателя.