Роль сна Татьяны в идейном содержании романа А. С. Пушкина «Евгений Онегин». В каких произведениях русской классики встречается такой художественный прием, как изображение сна героя?

Введение сна в повествование — прием, придуманный не А. С. Пушкиным. Вспомним балладу В. А. Жуковского «Светлана», где героиня, как и пушкинская Татьяна, сначала гадает, потом видит страшный сон, а героиня Пушкина видит «чудный сон».

Сон Татьяны — едва ли не единственная в романе развернутая картина психологического мира героини. Он вбирает в себя как элементы «страшных» готических» сюжетов: чудища, маски, являющиеся из мира литературы, так и традиционные для фольклорных произведений образы медведя, леса, избы. В избушке, наполненной демоническими существами, Татьяна видит Онегина, слышит слово «Мое», направленное в ее адрес. Появление Ольги и Ленского вызывает ярость у Евгения:

И дико он очами бродит,

И незваных гостей бранит;

Татьяна чуть жива лежит.

Спор громче, громче; вдруг Евгений

Хватает длинный нож, и вмиг

Повержен Ленский…

Можно сделать вывод, что сон Татьяны носит пророческий характер, он предвещает беду. Это вещий сон!

Таким образом, сон Татьяны выступает как средство ее характеристики, как композиционная вставка, как отражение потаенных желаний героини, как отражение ее взглядов на мир.

Этот же прием использует А. С. Грибоедов в пьесе «Горе от ума». Софья Фамусова в своем сне тоже видит каких-то чудовищ: не людей и не зверей, которые мучают дорогого ей человека.

Необычный пророческий сон видит и герой повести А. С. Пушкина Петр Гринев. Сон, объясняющий многое в его характере, видит и Илья Обломов, герой одноименного романа И. А. Гончарова.