Революция в понимании Платонова

Революция в понимании Платонова вырывает человека из инерции натурального бытия и предоставляет ему возможность личного участия в осуществлении великой идеи. В повести «Ямская слобода» Платонов описывает это натуральное существование очень подробно и любовно. Ее герой — бессловесное существо по имени Филат, которого зовут «Филатка — всей слободе заплатка».

Он готов делать самую черную работу для каждого. Филат живет, как трава, в нем нет чувства собственной личности, нет мысли: «Филату от работы некогда было опомниться

и подумать головой о постороннем». Его «мозг не думал, а скрежетал — источник ясного сознания в нем был забит навсегда и не поддавался напору смутного чувства».

Филат — та часть народа, которая еще не жила сознательной исторической жизнью. Нужда как бы уравняла его с природой. Это тот нулевой уровень существования, о котором однажды Мандельштам сказал: «Я так же беден, как природа».

Филат — нищий духом, но не в евангельском — высоком и мистическом — смысле слова, а буквально. Жизнь Филата в Ямской слободе дана на фоне мировой войны и революции. Именно эти события пробуждают его к

сознательному существованию.

В финале повести он уходит сам не зная куда.

Революция, по Платонову, разбудила нулевой слой народного бытия, вызвала потребность мыслить и решать, потребность осознать себя личностно и исторически. Герою Платонова незачем искать правды в народе, как героям Толстого или Достоевского, потому что он сам — народ. Платонову важно понять, какой тип личности рождается из этих Филаток, какая мысль рождается в человеке, мозг которого скрежещет от напряжения, а кровь трется в жилах.

Этому посвящена повесть «Сокровенный человек» (1927).

Платонов пробует соединить идею революции с типом натурального человека. Революция должна стать тем самым великим проектом, в котором у человека — кровная, личная нужда. Герой повести Фома Пухов — механик по профессии и мечтатель по складу души. Он мечтает о том, что революция даст человеку бессмертие, ибо без великой, одухотворяющей цели в ней нет и не может быть универсального смысла.

Некогда этот смысл назывался Богом, и Пухов рассуждает так: » Напрасно Бога травят, потому что в религию люди сердце помещать привыкли, а в революции такого места не нашли. А народу в пустоте трудно будет: он вам дров наломает от своего неуместного сердца». Пухов верит, что революция даст не меньше, а больше, чем религия, — реальное бессмертие.

Он убежден в возможности научного воскрешения мертвых. Смерть своей жены Пухов воспринимает «как мрачную неправду и противозаконность события». Но для того чтобы революция осуществилась как высшая правда, ей необходима «бесплатная жертва».

Когда Пухов оказывается среди красноармейцев, готовых принести такую жертву, к нему возвращается чувство, которое однажды он испытал в давнем детстве во время пасхальной заутрени. Платонов, однако, помещает своего героя в действительность, где грандиозным мечтам Пухова трудно найти реальное применение. Когда товарищи выслушивают его, они реагируют просто и кратко: «Наше дело мельче, но серьезнее». Пухов часто ошибается именно в конкретном приложении мысли к делу.

Во время боя он предлагает разбить белогвардейский бронепоезд пустым составом, разогнав его с большой скоростью. Но белые ставят бронепоезд на другом пути. Затея не только проваливается, но и стоит нескольких жизней. «У тебя всегда голова свербит без учета фактов — тебя к стенке надо», — говорят Пухову.

Мечтательство «без учета фактов» оборачивается дуростью, и платоновский герой охотно признается: «Я природный дурак». Пухов несет в себе духовный максимализм, которого инстинктивно сторонятся окружающие. Он — как будто бы свой, но в то же время не от мира сего.

Его легко увольняют из мастерских по собственному желанию, поскольку «он для рабочих смутный человек».

Сюжет «Сокровенного человека» имеет открытый финал — потому что Платонов не знает, чем закончить повесть. Правда Пухова и правда людей, предпочитающих дела «помельче», остаются в повести несведенными. В судьбе мечтателей этого типа присутствовал глубочайший драматизм, о котором Платонов уже догадывался и который в полной мере раскроется в сюжете «Котлована». «Сокровенного человека» было легче начать, чем завершить.

Эта незавершенность так и не была преодолена.


Революция в понимании Платонова