Бунин: от Нагибина до Пелевина
Изучение творчества И. А. Бунина я начинаю с того, что, ничего не объясняя, читаю своим ученикам рассказ Ю. М. Нагибина «Учитель словесности» , предупредив только, что слушать стоит внимательно, так как потом им предстоит письменно ответить на несколько вопросов. Слушают обычно с удовольствием: рассказ действительно хорош.
Первый вопрос очевиден: «Как вы думаете, зачем я потратила полтора урока, посвященных Бунину, на чтение рассказа Нагибина?»
«Ну понятно, — отвечают они, — чтобы мы поняли, каким писателем был Бунин».
Проверим.
Я предлагаю письменно ответить на три вопроса.
1. Попробуйте назвать на основе услышанного отличительные черты художественной манеры Бунина.
2. Каковы, с вашей точки зрения, достоинства такого подхода к творчеству?
3. На что следует обращать самое пристальное внимание, попав в художественный мир писателя?
Ответы получаются, например, такие.
1. «Обилие деталей, неожиданные, иногда парадоксальные сравнения, эпитеты, метафоры — это то, что будет отличать художественную манеру Бунина. Судя по рассказу Нагибина,
«Художественную манеру Бунина отличает внимание к деталям, реалистичность описаний в высшем смысле этого слова, потрясающее знание явлений жизни, воспринимаемой всеми органами чувств: зрением, обонянием, осязанием. Одним словом, это писатель с сенсорным восприятием». (Чекмарев Егор)
«Для Бунина подробное описание окружающего мира с точностью до мельчайшей детали гораздо важнее любого «направления». Он скорее Художник, которого «как именно» интересует не меньше, чем «что именно»». (Аникеева Настя)
«Его наблюдательность сводит с ума! Читатель вместе с героем рассказа Нагибина учителем Варсанофьевым начинает ощущать какую-то неполноценность, какую-то слепоту по отношению к окружающему миру. И в своем творчестве Бунин демонстрирует чрезвычайную наблюдательность. Он замечает то, чего не видят и не слышат другие, и описывает это так, что начинаешь задумываться о том, в одном ли мы живем мире». (Деев Борис)
«Бунин будет уделять самое пристальное внимание деталям, особенно точно будут переданы оттенки цветов, запахи, фактура. Он не примкнет ни к каким «направлениям», творя искусство ради искусства, ради постижения тайны жизни. И особое отношение у него будет к природе — он ее нежно любит». (Суслова Софья)
«Особенность — большое количество прекрасных деталей, которые делают его рассказы какими-то изящными, тонкими». (Севастьянова Аня)
«Бунин предоставляет нам свою линзу, под которой мир более подробный». (Епихин Миша)
Вот так. И это еще до начала работы с рассказами Бунина. Как известно из материалов ставших ныне модными тренингов, из истин, преподнесенных кем-то, запоминается что-то около 15%, а из добытых и сформулированных самостоятельно — порядка 80%.
2. «Достоинство такого подхода к творчеству в том, что после прочтения Бунина читатель сам начинает обращать внимание на то, чего он раньше не заметил бы. И от такого всеобъемлющего впитывания красоты мира остается какое-то легкое чувство эйфории, которое, наверное, достигается за счет слияния с природой, со временем. Человек перестает отделять себя от остального мира». (Суслова Софья)
«Достоинство в том, что читателю тоже хочется, как автору, научиться наслаждаться жизнью во всех ее проявлениях». (Зайцев Саша)
«При таком подходе к творчеству появляется возможность сделать форму и содержание одинаково блестящими. Все произведения Бунина обещают быть изумительно красивыми и поэтичными». (Руднева Маша)
«Преимущества такого подхода к творчеству очевидны: глубокий анализ позволяет понять суть процессов, происходящих в той или иной описываемой ситуации, сосредоточенность на деталях дает возможность максимально полно передать все ее ключевые моменты. Мне кажется, что Бунин способен создать у читателя настроение буквально одним-двумя точными штрихами, вызвать нужную мысль при помощи ряда деталей. Такое впечатление сложилось у меня, когда я прочитал рассказ » Господин из Сан-Франциско«, а текст Нагибина помог мне его выразить». (Сенько Слава)
Кажется, я не зря полтора урока читала вслух. И наконец, последний вопрос.
3. «Попав в художественный мир Бунина, наиболее пристальное внимание следует обращать на детали: именно благодаря им можно будет почувствовать наш мир почти так же, как И. А. Бунин». (Руднева Маша)
«Чтобы понять и почувствовать произведения Бунина, надо взглянуть на мир с его точки зрения. Наверное, надо самим попробовать услышать музыку звуков, увидеть яркость мира. Надо читать неторопливо, всматриваясь в детали, а главное, надо пытаться уловить гармонию жизни». (Суслова Софья)
И здесь мне, как герою Броневого в «Покровских воротах», хочется произнести бессмертное: «И заметьте, не я это предложил!» Подумав над рассказом Нагибина и своей рукой написав, что «в творчестве Бунина нужно самое пристальное внимание обращать на детали», они, конечно, уже с заинтересованностью ловцов жемчуга читали «Господина из Сан-Франциско» и не пропустили ни глаза «негров с белками, похожими на облупленные крутые яйца», ни «волн, переливавшихся, как черное масло, по которым потекли золотые удавы от фонарей пристани», ни «сладкий запах земли Италии после дождя, и свой, особый запах у каждого ее острова», ни чудесно избыточного попугая, заснувшего «с нелепо задранной на верхний шесток лапкой», ни многое другое. Благодаря такому подходу великолепно простроился символический план рассказа, с энтузиазмом интерпретировались портреты героев со всеми признаками живого и неживого в них, а за Луиджи и Лоренцо, таких живых и красивых, да еще и поименованных, в отличие от остальных героев, просто драться были готовы.
Особое внимание мы уделили художественной плотности бунинского текста, и сразу двое моих «продвинутых» учеников сказали, что наконец-то поняли не приблизительно, а вполне конкретно, что имеют в виду высоколобые люди на канале «Культура», когда, говоря о каких-либо произведениях, высокомерно замечают, что им «не хватает плотности текста». Мне показалось, что результат вполне оправдал время, потраченное на чтение нагибинского рассказа.
Когда я много лет подряд работала в гуманитарных классах и имела совсем иное, нежели сейчас, количество часов и сообразную специализации мотивацию учащихся, мы, кроме «Окаянных дней», поэзии и рассказов по базовой программе, обязательно читали «Суходол» и «Деревню» и много рассказов из цикла «Темные аллеи». Счастливцам, у которых сейчас хватает на это времени, очень рекомендую книгу Юрия Мальцева «Бунин» издательства «Посев», где можно найти много серьезной и интересной информации.
Теперь, когда с физико-математическими и биолого-химическими классами, как говорится, не до жиру, приходится строить изучение Бунина так: начинаем с рассказа Ю. М. Нагибина «Учитель словесности», затем идет биография Бунина, включая «Окаянные дни» и фрагменты из книги И. В. Одоевцевой «На берегах Сены» о Бунине в эмиграции, затем урок по поэзии, «Господин из Сан-Франциско», «Солнечный удар» (традиционно, как, наверное, у всех, в сопоставлении с «Дамой с собачкой» Чехова), «Чистый понедельник», который, кроме всего прочего, дает возможность заговорить о Серебряном веке (очень подробный комментарий в книге «Уроки русской словесности», автор проекта И. П. Карпов, издательство «Гуманитарный издательский центр ВЛАДОС»), и «Легкое дыхание».
Порядок, несмотря на нарушение хронологической последовательности, которую следует отдельно оговорить, важен, так как заканчиваем мы разговор о Бунине рассказом В. О. Пелевина «Ника» . Он начинается весьма характерно: «Теперь, когда ее легкое дыхание снова рассеялось в мире, в этом облачном небе, в этом холодном весеннем ветре, и на моих коленях лежит тяжелый, как силикатный кирпич, том Бунина, я иногда отрываю взгляд от страницы и смотрю на стену, где висит ее случайно сохранившийся снимок». А ближе к середине читаем: «…В сущности она была очень пошла, и ее запросы были чисто физиологическими… Но природное изящество и юность придавали всем ее проявлениям какую-то иллюзорную одухотворенность; в ее животном — если вдуматься — бытии был отблеск высшей гармонии, естественное дыхание того, за чем безнадежно гонится искусство, и мне начинало казаться, что по-настоящему красива и осмысленна именно ее простая судьба, а все, на чем я основываю собственную жизнь, — просто выдумки, да еще и чужие.
Одно время я мечтал узнать, что она обо мне думает, но добиваться от нее ответа было бесполезно, а дневника, который я мог бы прочесть, она не вела».
Вы еще не почувствовали, какие фантастические возможности для разговора о путях развития литературы дает этот рассказ, «набитый» цитатами, аллюзиями, реминисценциями как новогодний мешок подарками? Тогда предлагаю последний фрагмент: «…Я уже понимал, что имею дело не с реально существующей Никой, а с набором собственных мыслей… а сама Ника, сидящая в полуметре от меня, недоступна, как вершина Спасской башни. И снова я ощутил на своих плечах невесомый, но невыносимый груз одиночества…
Я неизменно удивлялся другому — почти все книги, почти все стихи были посвящены, если разобраться, Нике — как бы ее ни звали и какой бы облик она ни принимала; чем умнее и тоньше был художник, тем неразрешимее и мистичнее становилась ее загадка; лучшие силы лучших душ уходили на штурм этой зеленоглазой непостижимости, и все расшибалось о невидимую или просто несуществующую — а значит, действительно непреодолимую преграду…»
Свой ответ на вечную загадку Пелевин дает. После гибели героини — в самом последнем предложении рассказа — мы узнаем, что Ника была…кошкой.
На одиннадцатиклассников, только что прочитавших Бунина, рассказ производит ошеломляющее впечатление. А зачем он нужен мне?
По-моему, текст универсален, так как «работает» в той или иной степени на классах с любым уровнем подготовки. В Слабом классе можно говорить о том, что талантливый и крайне модный сегодня писатель Виктор Пелевин, которого, по словам одного критика, «читают даже те, кто вообще не читает», выходит, не возник сам по себе на пустом месте, а накрепко связан с русской классикой, что, не зная, например, Бунина, невозможно, оказывается, адекватно понять его тексты. Удивляет это их, вы не поверите, необыкновенно, словно я, подобно фокуснику, вытащила кролика из шляпы.
В классе со средней подготовкой можно говорить о бунинских темах и мотивах: попросить, например, их найти все, что «пришло» в рассказ «из Бунина» (на всех уровнях: образном, тематическом, идейном). Там есть и тема непреодолимости человеческого одиночества, и историзм мироощущения («тоска всех стран и всех времен»), и любование миром, и непостижимая тайна женской души, и попытка понять, что же такое мечта Бунина «изобразить женщину в ее утробной сущности», и претензия на разгадку этой сущности, и вечное стремление искусства разгадать тайну женской души. Они наверняка найдут и композиционное сходство (в нарушении хронологии событий), и портреты с реминисценциями из «Легкого дыхания», и массу аллюзий, и многое другое, в зависимости от того, какие задачи вы поставите перед ними.
Стоит, на мой взгляд, обратить их внимание на фрагмент, связанный с пелевинским видением взаимоотношений художника и его созданий: «…Ведь если я гляжу на нее и она кажется мне по-своему совершенным произведением искусства, дело здесь не в ней, а во мне, которому это кажется. Вся красота, которую я вижу, заключена в моем сердце, потому что именно там находится камертон, с невыразимой нотой которого я сравниваю все остальное. Я постоянно принимаю самого себя за себя самого, думая, что имею дело с чем-то внешним, а мир вокруг — всего лишь система зеркал разной кривизны».
Интересно, мне кажется, предложить им подумать вот о чем, та же мысль заключена в строке Бунина «я вижу, слышу, счастлив — все во мне» или все же иная?
В сильном же или Специализированном гуманитарном классе, помимо всего перечисленного выше, прямо с того, что «мир вокруг — система зеркал разной кривизны», можно начать разговор о постмодернизме, его основных положениях, художественных принципах и приемах. И здесь уж только бы хватило времени и сил…
Помните сон бесконечно ищущего смысл жизни Пьера Безухова, в котором он приходит к выводу о том, что «сопрягать надо, сопрягать»? Мне кажется, что в нашем случае сопряжение тоже ведет к прояснению и пониманию сути.