Раздумье: Выбор пути

Его неожиданно охватило сомнение: «Делаю ли я то, что следует? Способен ли я на это? Почему так тянет туда, в неизвестное?

И он остановился посреди дороги. Задумался. Оглянулся. Хотя дорога стелилась впереди ровная и широкая, однако он не мог идти дальше: беспокойство, и недовольство собой, и жажда чего-то высшего переполнили его.

А рядом с проторенной дорогой громоздились вершины, казавшиеся такими стремительными и неприступными, что на них никто не решался взойти. К тому же их окружали непроходимые чащи, глубокие овраги, острые утесы

и бескиды…

И все же он решительно сошел с гладкой дороги и сквозь дебри и заросли нашел собственную тропинку к вершине. И уже ничто не могло остановить смельчака: не колючий терновник, ни скалистые крутые склоны, ни глубокие обрывы. Он поднимался все выше и вверх. «Безумный» — ужасались одни, которые спокойно брели по дороге. «Отчаянный» — восторженно восклицали другие, которые уже готовились двинуться тоже вслед за смельчаком. «Счастливый» — вздыхали те, которые из-за своей слабости, робости или пугливой натуры не могли пойти за первопроходцем.

А были и такие, которые молча завидовали

и тайком пренебрегали смельчака.

Что ему до этого! Он упрямо поднимался на вершину, где не ступала еще нога человеческая. И это было его призвание, его счастье, его слава и бессмертие. Как важно в жизни найти себя, пока не поздно, пока еще молодой!

А ему тогда шел уже тридцать второй год. За спиной у него и учительство, и участие в боях, и работа в ведущей республиканской газете художником-иллюстратором, карикатуристом. Читатели в каждом номере искали острые, остроумные рисунки, под которыми стояла подпись «Саша».

Друзья ежедневно приходили к нему в мастерскую, чтобы посмотреть, как под кистью рождается пейзаж или человеческий тип. И называли его талантливым, и пророчили ему творческое будущее. А его не удовлетворяли ни карикатуры, ни акварели, ни масличные труды.

Все больше и больше чувствовал он себя недовольным, потому что чувствовалась сила творца нового искусства, которая только утверждалась. И однажды ночью после раздумий он решительно вышел из своей мастерской, чтобы никогда в нее не вернуться. Оставил мольберт, краски, законченные и незаконченные холсты — оставил навсегда.

С плащом через плечо и дорожным портфелем в руке поспешил на вокзал, сел в поезд, который повез его на берег Черного моря, в красавицу Одессу. А утром он уже стоял перед директором кинофабрики и сказал три заветных слова:

— Хочу стать режиссером!

Это был Довженко.