Мои мысли о романе Владимира Набокова «Лолита»

Запретный плод сладок — эта аксиома известна всем. Именно таким запретным плодом долгое время была для миллионов людей во всем мире книга Владимира Владимировича Набокова «Лолита», созданная в 1955 году. В нашей стране она находилась как бы под двойным запретом: по мотивам чисто политическим и в силу своеобразия темы.

«Лолита» Набокова отнюдь не претендует «тащить за собой барку морали». В этом, на мой взгляд, стремление писателя к абсолютной эстетической свободе, не отягощенной даже намеком на морализаторство и всеми прочими

нравственными табу.

Жизнь Гумберта — ненасытная погоня за наслаждениями, за физическими утехами. Оказавшись, после получения дядюшкиного наследства в Америке, Гумберт без особого труда находит подходящую жертву — Долорес Гейз — Лолиту. «Это было то же дитя — те же тонкие, медового оттенка, плечи, та же шелковистая, гибкая, обнаженная спина, та же русая шапка волос». Отношения Гумберта с Лолитой обрамлены двумя смертями, к которым великовозрастный сладострастник имеет непосредственное отношение, — смертью под колесами машины матери Долорес, невольно мешавшей противоестественному роману,

и убийством хитроумного похитителя Лолиты драматурга Клэра Куильти.

Преступна оказывается не только страсть Гумберта, но и все обстоятельства, сопутствующие ей. Преступление совершается не во имя каких-то высоких целей и идей, а лишь ради собственной эгоистической страсти. Не случайно в книге возникает сравнение героя с пауком, опутывающим своими эластичными сетями маленькое беззащитное существо — крошку Ло.

Роман с Долорес ограничивается лишь физическими чувствами, здесь нет и намека на любовь. Гумберт взыскателен, требователен к «стареющей» (по его мнению) в семнадцать лет нимфетке. И в этом еще одно проявление беспредельного эгоизма. Да, стареют лишь нимфетки, а Гумберт всегда остается готовым к новым и новым утехам своего «красивого тела».

Реальное время поймано в паутину цепкого сладострастия. И безразлично, что юная жертва с отвращением смотрит на своего престарелого мучителя.

Свобода, которой наделяет героя Набоков, оборачивается нравственной глухотой, лишь в самом финале романа нарушенной смутным намеком на раскаяние Гумберта. Свобода переносит антигероя в фантастический и безумный мир зазеркалья.

После убийства Клэра Куильти он с каким-то веселым и одновременно тревожным зудом намеренно бросает свой старенький автомобиль на полосу встречного движения, и по сути вся жизнь Гумберта может быть уподоблена этому противоестественному движению по запретной полосе. Под колеса судьбы по воле «Гумочки» попадают и некрасивая Гейзиха, и Клэр Куильти, и крошка Ло…

Прочитан роман. Конечно же, никакой не порнографический, не разнузданный, не безнравственный, но и не без претензий на почетное место в литературе Больших Идей, без авторских поучений и назиданий. Так во имя чего он созидался?

Мне кажется, есть два ответа на этот вопрос. Один находим в предисловии к американскому изданию 1958 года: «Для меня рассказ или роман существует, только поскольку он доставляет мне то, что попросту назову эстетическим наслаждением…» Другой ответ также подсказан Набоковым: «Я… стараюсь быть американским писателем и намерен пользоваться правами, которыми пользуются американские писатели».

Вспомним, что автор «Лолиты» — русский эмигрант, потерявший вместе с Родиной и своего традиционного читателя, и, что особенно важно, привычную языковую среду. Надо было утверждаться в совершенно другой стране, с другими литературными традициями, с другим языком. «Лолита» — это трагическое и печальное самоутверждение Набокова в Америке в те тяжкие годы, когда родная страна смотрела на писателя сквозь решетки границ и железные занавеси с явной враждебностью и отчужденностью.

Набоков обрел спасение в искусстве, в литературе. Об этом последние, пророческие и горькие слова «Лолиты»: «Говорю я о турах и ангелах, о тайне прочных пигментов, о предсказании в сонете, о спасении в искусстве. И это — единственное бессмертие, которое мы можем с тобой разделить, моя Лолита».


Мои мысли о романе Владимира Набокова «Лолита»