Блок – самая большая лирическая тема Блока
Эта тема притягивает как тема романа еще новой, нерожденной (или неосознанной) формации. Об этом лирическом герое и говорят сейчас. Он был необходим, его уже окружает легенда, и не только теперь – она окружала его с самого начала, казалось даже, что она предшествовала самой поэзии Блока, что его поэзия только развила и дополнила постулированный образ. В образ этот персонифицируют все искусство Блока; когда говорят о его поэзии, почти всегда за поэзией невольно подставляют человеческое лицо – и все полюбили лицо, а не искусство.
Этому
“, и цыганский романс, и фабричная – “Гармоника, гармоника!..”), а этот лирический образ стремился втес-ниться в замкнутый предел стихотворных новелл. Новеллы эти в ряду других стихотворных новелл Блока выделились в особый
Влюбленность расцвела в кудрях И в ранней грусти глаз.
На этом образе лежит колеблющийся свет. Блок усложнил его темой второго, двойника.
Тема и образ важны для Блока не сами по себе, они важны только с точки зрения их эмоциональности, как в ремесле актера: Тащитесь, траурные клячи! Актеры, правьте ремесло, Чтобы от истины ходячей Всем стало больно и светло! Он предпочитает традиционные, даже стертые образы (“ходячие истины”), так как в них хранится старая эмоциональность; слегка подновленная, она сильнее и глубже, чем эмоциональность нового образа, ибо новизна обычно отвлекает внимание от эмоциональности в сторону предметности.
Поэтому в ряду символов Блок не избегает чисто аллегорических образов, символов давно застывших, метафор уже языковых: Прохладной влагой синей ночи Костер волненья залила… по бледным заревам искусства Узнали жизни гибельный пожар! Мой сирый дух – твой верный пес У ног твоих грохочет цепью…
Над кадилом мечтаний… В. М. Жирмунский… В сознании Блока основу его творчества составляет единый мифопоэтический комплекс, в котором Достоевскому отводится особое место. “Мифология стихий” у Блока колеблется между двумя системами истолкования.
Первая, яснее выраженная у раннего Блока и тяготеющая к философии Вл. Соловьева, строится как триада: исходная гармония – “страшный мир” – конечный синтез стихий земли и неба.
Вторая включает в себя представление о бесконечном космическом борении стихии музыки (динамики, страстей, духа-огня, ветра, воды) и косности (цивилизации, стагнации, мещанства, материи), что, в конечном счете, сводится к антитезе жизни-стихии и псевдожизни, механического существования, смерти. В обеих системах дисгармония, оцениваясь по-разному, занимает существенное конструктивное место. Творчество и имя Достоевского становится для Блока знаком-символом. А поскольку дисгармония в обеих системах связывается с динамическим, стихийным началом, сам Достоевский делается для Блока не автором книг, не условным обозначением собрания сочинений, а одной из основополагающих стихий русской жизни и – через нее – мировой музыки.
В свете первой концепции творчество Достоевского связывается с противоречивой оценкой Земли. Приобщение к Земле для блоковских героев, восходящих через князя Мышкина к “невоскресшему Христу”, есть “вочеловечение”, которое парадоксально ведет их не к вхождению в быт, а к выходу из него в мир-стихий (такое осознание пути имеет для Блока и автобиографическое значение).
Для героинь же, архетипи-чески восходящих к Настасье Филипповне и другим героиням Достоевского, а также к Магдалине, “нисхождение”: на землю есть падение, включение в мир страстей и стихий – в “страшный мир”. …Вторая поэтическая концепция снимает конечность космологического мышления: становление делается вечной сущностью бытия, а погруженность в стихии его высшим проявлением. Всякая победа динамического, стихийного начала над статическим воспринимается как победа… Ср. образы “мирового ветра” (“Катилина”, “Двенадцать”), “мирового океана” (“Роза и Крест”); “мирового пожара” (“Двенадцать”, “Михаил Александрович Бакунин” и др.
). Такое развитие можно интерпретировать как динамику от… Соловьева к Достоевскому.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...