Образ Обломова как тип «лишнего человека» в русской литературе XIX века
В начале XIX века в русской литературе появляется целый ряд произведений, основной проблемой которых является конфликт человека и общества, воспитавшей его среды. Наиболее выдающимися из них были «Евгений Онегин» А. С. Пушнина и «Герой нашего времени» М. Ю. Лермонтова. Так создается и развивается особый литературный тип — образ «лишнего человека», героя, не нашедшего своего места в обществе, не понятого и отвергнутого окружением.
Этот образ изменялся по мере развития общества, приобретая новые черты, качества, особенности,
Произведение Гончарова — это история героя, у которого нет задатков решительного борца, но есть все данные быть хорошим, порядочным человеком. Писатель «хотел добиться того, чтобы случайный образ, мелькнувший перед ним, возвести в тип, придать ему родовое и постоянное значение», — писал Н. А. Добролюбов. Действительно, Обломов не новое лицо в русской литературе, «но прежде оно не выставлялось перед нами так просто и естественно, как в романе Гончарова».
Почему же Обломова можно назвать «лишним человеком»?
Илья Ильич Обломов — натура безвольная, вялая, апатичная, оторванная от реальной жизни: «Лежание… было его нормальным состоянием». И эта особенность — первое, что отличает его от пушкинского и, особенно, лермонтовского героев.
Жизнь персонажа Гончарова — розовые мечтания на мягком диване. Тапочки и халат — неотъемлемые спутники обломовского существования и яркие точные художественные детали, раскрывающие внутреннюю сущность и внешний образ жизни Обломова. Живя в придуманном мире, отгороженном пыльными шторами от реальной действительности, герой посвящает свое время построению несбыточных планов, ничего не доводит до конца.
Любое его начинание постигает участь книги, которую Обломов читал уже несколько лет на одной странице.
Однако бездействие гончаровского персонажа не было возведено в такую крайнюю степень, как у Манилова из поэмы Н. В. Гоголя «Мертвые души», и, как правильно отметил Добролюбов, «обломов не тупая, апатическая натура, без стремлений и чувств, а человек тоже чего-то ищущий в своей жизни, о чем-то думающий…».
Как и Онегин, и Печорин, герой Гончарова в молодости был романтиком, жаждущим идеала, сгоравшим от стремления к деятельности, но, подобно им же, «цвет жизни» Обломова «распустился и не дал плодов». Обломов разочаровался в жизни, охладел к знаниям, осознал всю никчемность своего существования и в прямом и переносном смыслах «улегся на диван», полагая, что таким образом сможет сохранить цельность своей личности.
Так герой и «пролежал» жизнь, не принеся никакой видимой пользы обществу; «проспал» любовь, которая прошла мимо него. Можно согласиться со словами его друга Штольца, образно подметившего, что обломовские «беды начались с неумения надевать чулки и кончились неумением жить».
Таким образом, главное отличие «лишнего человека» Обломова от «лишних людей» Онегина и Печорина заключается в том, что последние отрицали общественные пороки в действии — реальных делах и поступках, тогда как первый «протестовал» на диване, проводя всю свою жизнь в неподвижности и бездействии. Поэтому если Онегин и Печорин — «нравственные калеки» в большей степени по вине общества, то Обломов — преимущественно по вине собственной апатичной натуры.
Кроме того, если тип «лишнего человека» универсален и характерен не только для русской, но и зарубежной литературы, то, рассматривая особенности социальной и духовной жизни России XIX века, можно отметить, что обломовщина — явление сугубо русское, порожденное действительностью того времени. Не случайно Добролюбов видел в Обломове «коренной, народный наш тип».
Итак, в романе И. А. Гончарова «Обломов» образ «лишнего человека» получает свое окончательное воплощение и развитие. Если в произведениях А. С. Пушкина и М. Ю. Лермонтова раскрывается трагедия одной человеческой души, не нашедшей своего места в обществе, то Гончаров изображает целое явление российской социальной и духовной жизни, получившее название «обломовщина» и вобравшее в себя основные пороки одного из характерных типов дворянской молодежи 50-х годов XIX века.