Трудничество и странничество как две формы праведной жизни в произведениях Н. А. Некрасова
Олицетворением нравственного идеала в народе всегда считались святые угодники, носители Божией правды. Обращается к христианскому опыту святых подвижников и Некрасов. Стяжание святости может совершаться, во-первых, через иноческое служение, а во-вторых, через праведный образ жизни и служение людям в миру.
Некрасова интересует именно второй путь, поэтому все его «подвижники» причастны к миру. Сокровенная мысль всех его произведений — о невозможности личного, индивидуального спасения, о нравственной ответственности каждого человека
Подвижничество же простого русского мужика заключается в тяжелом физическом труде. Народ высоко ценил аскетическое монастырское служение, но рядом с ним, в жизни мирян, он утверждал служение другое — трудничество. Труд оценивается традиционной крестьянской этикой как необходимое, возвеличивающее, праведное дело.
Народный мир у Некрасова можно условно разделить на тружеников (людей, обрабатывающих землю, постоянно находящихся
Нельзя не согласиться с Ю. В. Лебедевым, который утверждает, что с этой точки зрения до сих пор не понята и не осмыслена особая роль темы труда в поэзии Некрасова вообще и в «Железной дороге» в частности. Песня мертвецов — строителей железной дороги — обычно воспринимается лишь как обличение.
Разумеется, эта тема есть, но содержание ею никак не исчерпывается. На тяжелые и бесчеловечные условия мертвецы указывают не для того, чтобы посетовать на тяготы, перенесенные ими. Скорее наоборот: эти тяготы как бы усиливают сознание высшей праведности предпринятого ими трудового подвижничества, ибо трудились они на пользу общую и не материальные блага вдохновляли их, а надежда на богоугодность великого дела. Как православные люди, они убеждены, что «Бог труды любит».
Поэтому в лунную ночь они любуются делом своих рук и радуются, что во имя Божие претерпели великие муки и страдания.
Очень интересно трактует «Железную дорогу» В. А. Сапогов. Он выявляет в основе этого стихотворения миф о «строительной жертве», связанный с обрядом основания. Жертва трактуется в нем как выкуп за место, именно ею обеспечивается жизнеспособность заложенного дома, храма, города и тому подобного. Железная дорога — сооружение, построенное на мертвецах («мертвые в землю зарыты»).
По мифу, строители, принесенные в жертву, обладают особым статусом посредников между миром земным и потусторонним. Они являются Ване в видении, чтобы рассказать о строительстве дороги. «Мирные Дети труда», претерпевшие все, они становятся «божьими ратниками», то есть жертвой принятой. Финальная сцена, по мысли В. А. Сапогова, «связана с темой жертвенного пиршественного возлияния с положенными в этом случае всепрощением («Бочку рабочим вина выставляю // И недоимку дарю…»), единством (песни, крики «ура!»), травестийными заменами (выпрягают лошадей и вместо них впрягаются сами) и, наконец, всеобщим ликованием».
Мифологему «строительной жертвы» исследователь выделяет также в других произведениях Некрасова: программном стихотворении «Поэт и гражданин» («Умрешь не даром: дело прочно, // Когда под ним струится кровь…»), стихотворениях-некрологах (например, «Памяти Добролюбова»), декабристских поэмах.
В народном представлении умереть в праведном труде — значит «умереть со славой». В цикле «О погоде» типографский рассыльный Минай, обращаясь к поэту, говорит: «Умереть бы привел Бог со славою, // Отдохнуть отдохнем, потрудясь…» Трудничество — характерная примета всех народных героев Некрасова. В основе стихотворения «Дума» («Сторона наша убогая…», 1861) — житейский сюжет: мужик хочет наняться в работники.
Его интересует плата за труд, материальная сторона, но это не становится для него главным, определяющим. У него «поработать руки чешутся», батрака притягивает и манит труд сам по себе, причем труд тяжелый, напоминающий богатырский. Да и сам мужик видит себя не иначе как богатырем: пашет пески сыпучие, рубит леса дремучие. Тема трудового богатырства, развивающая мотив былин о Микуле Селяниновиче и Святогоре, становится одной из ведущих в творчестве Некрасова.
Богатырю уподобляется Прокл в поэме «Мороз, Красный нос» («Большие, с мозолями руки, // Подъявшие много труда, // Красивое, чуждое муки // Лицо — и до рук борода…»). Эту же тему подхватывает в «Кому на Руси жить хорошо» Савелий, который, обращаясь к Матрене Тимофеевне, говорит: «Ты думаешь, Матренушка, // Мужик — не богатырь? // И жизнь его не ратная, // И смерть ему не писана // В бою — а богатырь!»
Крестьянский труд мало что дает в материальном отношении: в лучшем случае он дарует мужику ровно столько, сколько нужно для скромного достатка и поддержания жизни. Сама природа приглушает в русском человеке материальные стимулы труда, но зато сполна мобилизует другие, духовные его мотивы. Эта мысль отчетливо звучит в поэме «Крестьянские дети»:
Любите свой хлеб трудовой —
И пусть обаянье поэзии детства
Проводит вас в недра землицы родной!..
Любовь к «скудному полю» требует прежде всего духовного, детски-бескорыстного к нему отношения. Она не подвластна земным, материальным мотивам, она выше конечного и преходящего (именно поэтому Некрасов подчеркивает здесь тему вечности). Без этой любви крестьянский труд теряет свою красоту и поэтичность.
В стихотворении «Влас» (1855) Некрасов создает образ русского странника, собирающего пожертвования на строительство церкви. Очень важным является то, что этот человек раньше был «великим грешником» (этот образ будет и в поэме «Кому на Руси жить хорошо») — так возникает тема греха. Каноническая церковь признает грехом нарушение заповедей Христа: «Если же хочешь войти в жизнь Вечную, соблюди заповеди. Говорит Ему: «Какие?» А Иисус же сказал: не убивай; не прелюбодействуй; не кради; не лжесвидетельствуй; почитай отца и мать; и: люби ближнего твоего как самого себя».
Юноша говорит Ему: все это сохранил я от юности моей; чего еще недостает мне? Иисус сказал ему: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах…» (Мф. 19, 17-21).
Интересно осмысление греха в духовных стихах, являющихся результатом освоения христианства народом (далеко не адекватного христианскому учению в его чистоте). В духовных стихах принципы благочестия более конкретны:
Как я, Господи, восскорбил своею душею
От смертного часу до Христова воскресения,
Такожды и вы попоститеся
Верою и любовию, кротостями и смирением,
Своими благими делами.
(Иерусалимские стихи)
Только всем поможеть посты и молитвы, милостыня наша,
Кто нищему даваить да родителей своих поминаеть.
Нас Господь помяне за престолом Своим,
За архангельскым гласым да за райской пишшай.
Кто мертвых проводить до Божьей до церкви
С кануном, с свячою, Богу помолится —
На веки спасется, на многая лета!
(Плач Адама)
В стихотворении критерии греховности приобретают социальный характер. Влас преступил законы того общества, в котором он жил. Все его действия (за исключением, может быть, того, что он «побоями в гроб жену свою вогнал») направлены не просто против конкретного человека, а против всего мира.
Неслучайно Некрасов использует собирательное слово «соседство» (которое можно отнести к тематическому полю «мiръ» , представленному еще такими словами, как «народ», «Русь крещеная», «мы» и другими); собирательными являются образы «родного», «убогого», «пахаря», «нищего».
Одной из важнейших мыслей стихотворения можно назвать следующую: искреннее раскаяние способно искупить любой грех (что согласуется как с традиционной Церковью, так и с народным мировосприятием. «Иисус же, услышав это, сказал: «не здоровые имеют нужду во враче, но больные… Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию»» (Мф. 9, 12-13).
Народные пословицы: «Большой грех прощается скорее малого, потому что человек покается» (раскольн.); «Ни греха, ни спасения»; «Умей грешить, умей и каяться»; «Ни праведный без порока, ни грешный без покаяния»).
Влас грешен, но готов отмолить свой грех, пострадать. Он отправился собирать деньги на строительство храма. Примечательно, что он роздал, а не продал свое имущество (ведь выручку можно было бы тоже вложить в создание Церкви) — так герой отрекается от своей прошлой неправедной жизни, от нечестно заработанного богатства.
Ведь Божий храм не может быть построен на ворованные деньги. Но важно еще и то, что Влас приобщает к его созданию других людей со всей «Руси крещеной» — весь мир.
Таким образом, «великий грешник» как бы возвращается в мир, законы которого он когда-то презрел. Меняется его нравственный облик. Влас превратился в последнего еще при жизни, чтобы стать первым после смерти.
Он нищий, питается подаянием, но его путь — путь праведника.
Подобный образ возникает у Некрасова также в стихотворении «Размышления у парадного подъезда». Здесь у странников другая цель: они, видимо, пришли с просьбой от общины в город. Но по сути миссия и у них, и у Власа одна и та же — послужить миру; принять на себя страдание, избавив от него других людей.
Отношение русского народа к страннику почтительное, граничащее с преклонением перед его трудом. Он и воспринимается не как обыкновенный, а как «Божий человек», обидеть которого — грех. Поэтому «владелец роскошных палат» виноват не только перед этими конкретными мужиками, но перед всей «Русью крещеной («И сойдешь ты в могилу… герой, // Втихомолку проклятый отчизною…»).
И совершает он не какое-то должностное преступление, а преступление против совести, против Бога («Не страшат тебя громы небесные…»).
Образы странников в «Размышлениях у парадного подъезда» — это религиозные образы, синонимы высокого нравственного подвижничества. Поэтому они «помолились на церковь», поэтому у них и «крест на шее» — как бы символ мученического креста, который русский мужик в этой жизни нес (слово «мука» тоже употреблено Некрасовым). Как замечает М. Нольман, далее поэтическое повествование о мужиках продолжается в таком же и даже еще более высоком, почти библейском, стиле. Убогие крестьянские сумки и котомки названы «кошли», скромное задабривание швейцара — «скудная лепта».
Наконец, самих мужиков поэт называет «пилигримы», то есть религиозные путешественники, взявшие обет на служение… Определение «пилигримы» находит продолжение, разворачивается, когда в стихотворении появляется образ «палящего солнца» (рядом с апелляцией к «Божьему суду»):
И пошли они, солнцем палимы,
Повторяя: «Суди его Бог!»
То, что они уходят с «непокрытыми головами», оказывается последним штрихом к образу крестьян, высокому и трагическому образу подвижников и страдальцев.