Пересказ повести «Ночь перед Рождеством» Гоголя Н. В
План пересказа
1. Появление черта.
2. Рассказ о кузнеце Вакуле.
3. Разговор надменной Оксаны и влюбленного Вакулы.
4. Чуб, отец Оксаны, идет в гости к Солохе.
5. Оксана обещает Вакуле выйти за него замуж, если он принесет ей черевички, которые носит сама царица.
6. Солоха прячет незадачливых ухажеров (черта, голову, дьяка, Чуба) в мешки из-под угля.
7. Вакула садится на черта и летит на нем в Петербург.
8. Жители села узнают, кто сидел в мешках.
9. Вакула, добравшись до столицы, идет к царице на прием вместе с запорожцами и получает
10. Оксана печалится об отсутствии Вакулы и чувствует, что она влюблена.
11. Вакула, возвратившись, сватает Оксану.
12. Жизнь Вакулы и Оксаны.
Пересказ
«Последний день перед рождеством прошел. Зимняя, ясная ночь наступила». Через трубу одной из хат вместе с дымом верхом на метле поднялась ведьма.
С противоположной стороны показалось пятнышко, которое растянулось и оказалось просто чертом. Осталась у него последняя ночь, когда еще можно «шататься по белу свету и выучивать грехам добрых людей». Подкрался черт к месяцу, чтобы утащить его, и после нескольких неудачных
Кузнец Вакула слыл лучшим живописцем в Диканьке. «Кузнец был богобоязливый человек и писал часто образа святых… Но торжеством его искусства была одна картина, намалеванная на стене церковной в правом притворе, в которой изобразил он святого Петра в день Страшного суда, с ключами в руках, изгонявшего из ада злого духа; испуганный черт метался во все стороны, предчувствуя свою погибель, а заключенные прежде грешники били и гоняли его кнутами, поленами и всем чем ни попало». С тех пор черт поклялся кузнецу мстить. Решил он для этого украсть месяц, надеясь, что старый Чуб в такую темень не пойдет в гости к дьяку, у которого соберутся знакомые на кутью. «А кузнец, который был издавна не в ладах с ним, при нем ни за что не отважится идти к дочке, несмотря на свою силу».
Черт тем временем, строил «любовные куры» ведьме.
Чуб с кумом Панасом вышел из дверей своей избы. Увидев, что на небе нет месяца, он засомневался, стоит ли идти к дьяку. Но, поругавшись и посовещавшись с кумом, решил идти, и «два кума отправились в дорогу».
Между тем Оксана, дочь Чуба, которая считалась лучшей девкой и по ту, и по эту сторону Диканьки и «была капризна, как красавица», оставшись одна, не могла налюбоваться собою в зеркало: «Ах, как хороша! Чудо! Какую радость принесу я тому, кого буду женою! Как будет любоваться мною мой муж!
Он не вспомнит себя! Он зацелует меня насмерть!»
Пока Оксана расхваливала свою внешность, вошел в избу Вакула, который был до беспамятства в нее влюблен: «Если б меня призвал царь и сказал: «Кузнец Вакула, проси у меня всего, что ни есть лучшего в моем царстве, все отдам тебе. Прикажу тебе сделать золотую кузницу, и станешь ты ковать серебряными молотами».. — «Не хочу, — сказал бы я царю, — ни каменьев дорогих, ни золотой кузницы, ни всего твоего царства: дай мне лучше мою Оксану!»» Оксана холодна и надменна с Вакулой. Ей скучно с кузнецом, и она ждет девчат с парубками, чтобы весело провести рождественскую ночь.
Ведьма, замерзнув, спустилась по воздуху прямо в трубу. Черт последовал за нею, и «оба очутились в просторной печке между горшками». Затем Солоха вылезла из печи, отряхнулась, и никто не мог бы и подумать, что она только что летала на метле.
Мать кузнеца Вакулы, имевшая от роду не больше сорока лет, была «ни хороша, ни дурна собою… Однако ж она так умела причаровывать к себе самых степенных козаков, что к ней хаживал и голова, и дьяк Осип Никифорович, и козак Корний Чуб, и козак Касьян Свербыгуз. И, к чести ее сказать, она умела искусно обходиться с ними.
Ни одному из них и в ум не приходило, что у него есть соперник». Но приветливее всех Солоха была с козаком Чубом, потому что слыл он на хуторе богатым. А чтобы сын ее Вакула «не подъехал к его дочери и не успел прибрать всего себе», она старалась как можно чаще ссорить сына с Чубом.
На хуторе ходили разные истории и байки, о том, что Солоха — ведьма.
…Солоха, как добрая хозяйка, начала убирать и ставить все на свои места, но мешков, которые стояли у печи, не тронула. Черт, когда влетал в трубу, увидел Чуба с кумом и решил напустить метель, чтобы Чуб вернулся назад и застал кузнеца у себя дома. Действительно, заблудившись в метели, Чуб и кум стали искать дорогу назад.
Кум набрел на шинок и позабыл все. Чуб же увидел свою хату и стал звать дочь. Но, услышав голос Вакулы, решил, что наткнулся на чужую избу.
Не желая признаваться, что он, Чуб, заблудился, он сказал, что пришел поколядовать. Вакула, не узнав Чуба, поколотил и выгнал его. Чуб решил пойти к Солохе, поскольку понял, что она сейчас одна.
В этот момент у черта вылетел украденный месяц. «Все осветилось. Метели как не бывало… Толпы парубков и девушек показались с мешками».
Колядующие с шумом и хохотом ввалились в хату Чуба. Оксана на одной девушке заметила красивые черевички и немедленно захотела, чтобы у нее были не хуже. Вакула вызвался достать «такие черевики, какие редкая панночка носит».
На что красавица ответила: «Да, будьте все вы свидетельницы: если кузнец Вакула принесет те самые черевики, которая носит царица, то вот мое слово, что выйду тот же час за него замуж». Девушки увели «капризную красавицу» с собою, а кузнец «думал только об одной Оксане». Между тем черт разнежился у Солохи.
Вдруг послышался голос головы. Солоха побежала отворить дверь, а проворный черт влез в лежавший у печи мешок. Не успел голова слова сказать, как послышался голос дьяка. Солоха по просьбе головы спрятала его в мешок из-под угля.
Дьяк только начал ухаживать за Солохой, как вдруг послышался стук в дверь. Испугавшись, что его застанут у Солохи, дьяк тоже попросил его спрятать, что ведьма и сделала, высыпав уголь из другого мешка. В хату вошел Чуб. Не заставил себя ждать и вернувшийся Вакула.
Солоха, испугавшись, сама дала знак Чубу лезть в тот самый мешок, в котором уже сидел дьяк.
Кузнец был «весьма не в духе». Оглядев хату, он остановил взгляд на мешках: «Зачем тут лежат эти мешки? Их давно бы пора убрать отсюда.
Через эту глупую любовь я одурел совсем. Завтра праздник, а в хате до сих пор лежит всякая дрянь. Отнести их в кузницу!» Мешки показались очень тяжелыми, но Вакула взвалил все на плечи и вышел из хаты.
Услышав голос Оксаны среди колядующих, Вакула бросил на землю мешки и побрел как завороженный, «с маленьким мешком на плечах вместе с толпою парубков, шедших следом за девичьей толпою». Оксана опять стала смеяться над кузнецом, да так, что он с горя решил утопиться. Попрощался со всеми и убежал. А когда остановился перевести дух, решил: «Попробую еще средство, пойду к запорожцу Пузатому Пацюку.
Он, говорят, знает всех чертей и все сделает, что захочет. Пойду, ведь душе все же придется пропадать!» Вакула попросил Пацюка показать дорогу к черту. На что тот равнодушно ответил: «Тому не нужно далеко ходить, у кого черт за плечами».
Вакулу поразило, как Пацюк ел вареники. Они сами окунались в сметану и отправлялись к нему в рот. Один даже вымазал кузнецу губы сметаною.
Набожный кузнец, чтобы не набираться греха, так как нельзя было есть в эту ночь скоромное, выбежал из хаты.
Черт тем временем выскочил из мешка и сел верхом на шею Вакуле, нашептывая на ухо: «Это я — твой друг, все сделаю для товарища и друга! Денег дам, сколько хочешь… Оксана будет сегодня же наша».
Кузнец согласился. Черт от радости начал «галопировать на шее кузнеца». Тут Вакула схватил его за хвост и «сотворил крест».
Черт притих, как ягненок. «Тут кузнец, не выпуская хвоста, вскочил на него верхом и поднял руку для крестного знамения». Черт взмолился, прося отпустить его. На что Вакула сказал: «Вези меня сей же час на себе… в Петербург, прямо к царице».
Дивчата, наткнувшись на мешки Вакулы, решили отнести их в дом к Оксане, чтобы разглядеть, что наколядовал кузнец. Но поскольку мешки были неподъемные, решили сходить за санками. Тем временем на мешки наткнулся кум, а в скором времени подошел ткач Шапуваленко. Обрадовавшись находке, они потащили мешки к дому кума в надежде, что жены кума не окажется дома.
Эта сварливая, жадная и драчливая женщина поколачивала мужа, а потом жаловалась на него своим товаркам, самозабвенно рассказывая «о бесчинстве своего мужа и о претерпенных ею от него побоях». Но жена некстати оказалась дома и заметила мешки. Завязалась ссора, перешедшая в драку, пока не вылезли из мешка Чуб, а за ним и дьяк. «Вот тебе на! ай да Солоха! посадить в мешок… То-то, я гляжу, у нее полная хата мешков…
Теперь я все знаю: у нее в каждом мешке сидело по два человека… Вот тебе и Солоха!» — восклицал Чуб.
Девушки, вернувшись, не нашли одного мешка. Взвалив другой на санки, помчались они по скрипучему снегу, занесли в хату. Но вдруг они испугались, поскольку мешок стал икать и кашлять. В это время пришел Чуб, и тайна еще одного мешка раскрыта. «И голова влез туда же, — говорил про себя Чуб в недоумении, меряя его с головы до ног, — вишь как!..
Э!..» — более он ничего не мог сказать.
Вернемся к Вакуле. Он уже подлетал верхом на черте к Петербургу. «Черт, перелетев через шлагбаум, оборотился в коня, и кузнец увидел себя на лихом бегуне середи улицы». Очутившись в Петербурге, Вакула побоялся сразу идти к царице.
Он велел черту вести его к знакомым запорожцам, которые проезжали осенью через Диканьку.
Кстати, запорожцы собирались к царице. По наущению черта они согласились взять Вакулу с собой. Он был поражен красотой и великолепием дворца. «Что за лестница, — шептал про себя кузнец, — жаль ногами топтать. Экие украшения!
Вот, говорят, лгут сказки! кой черт лгут! боже ты мой, что за перила! какая работа! тут одного железа рублей на пятьдесят пошло! Кузнец робко следовал за запорожцами и любовался красотой, золотом и роскошью, которые его окружали. Через несколько минут вошел человек в сопровождении целой свиты, который оказался «самим Потемкиным».
Вслед за придворными дамами появилась императрица. Вакула ничего не видел, только растянулся на полу вслед за запорожцами.
В конце беседы Екатерина заботливо спросила: «Чего же хотите вы?» Тут кузнец опять повалился на землю и стал просить для своей любимой черевички: «Боже ты мой, что, если бы моя жинка надела такие черевички!» Государыня засмеялась, и все засмеялись: «Право, мне очень нравится это простодушие…» Просьба Вакулы была выполнена, и он, отойдя назад, нагнулся к карману, сказал тихо: «Выноси меня отсюда скорее!» — и вдруг очутился за шлагбаумом.
По Диканьке прошел слух, что Вакула утонул. Оксана смутилась, когда услышала об этом, но не совсем поверила: она знала, что кузнец довольно набожен, чтобы решиться погубить свою душу. Всю ночь дивчина не спала, металась, все думала, а к утру влюбилась в кузнеца по уши.
Чуб остался безучастен к судьбе Вакулы, поскольку он никак не мог забыть вероломства Солохи, и все бранил ее.
Настало утро. Весь народ собрался в церкви. «На всех лицах, куда ни взгляни, был виден праздник. Голова облизывался, воображал, как он разговеется колбасою; дивчата помышляли о том, как они будут ковзаться с хлопцами на льду; старухи усерднее, нежели когда-либо, шептали молитвы…
Одна только Оксана стояла как будто не своя: молилась и не молилась…» Но не одна Оксана думала о кузнеце. Все миряне заметили, что и праздник не в праздник: как будто недостает чего-то. Дьяк после сидения в мешке охрип, и приезжий певчий пел не так, как, бывало, запевал «Отче наш» Вакула.
Вакула очутился возле своей хаты в то время, как пропел петух. Он отвесил хворостиной черту три удара, и тот «припустил бежать». «Итак, вместо того чтобы провесть, соблазнить и одурачить других, враг человеческого рода сам был одурачен».
Вакула, проспав до обеда, встал, нарядно оделся, взял новый пояс, шапку, нагайку и пошел к Чубу. Вытащил Вакула из платка черевики, повалился в ноги удивленному козаку Чубу и просил не гневаться на него за прошлое: «Помилуй, батько! не гневись! вот тебе и нагайка: бей, сколько душа пожелает, отдаюсь сам…» Стал умолять отдать за него Оксану. А тут и Оксана вскрикнула, переступая порог и увидев Вакулу. «Нет! нет! мне не нужно черевиков», — говорила она, махая руками и не сводя с него очей, — «я и без черевиков…» — Далее она не договорила и покраснела».
Прошло время. Проезжал через Диканьку архиерей, да увидел хату самую размалеванную. Здесь и жили Оксана с Вакулой и дитятей.
А в церкви на стене кузнец намалевал черта в аду, да такого гадкого, что бабы пугали им расплакавшихся детей.