Мое любимое произведение о Великой Отечественной войне (повесть Б. Васильева «А зори здесь тихие»)
Мое знакомство с повестью Б. Васильева «А зори здесь тихие» состоялось в шестом классе, когда по телевизору в День Победы показали фильм, снятый по этой книге. Смелая, отчаянная, озорная Женька Комелькова и старшина Васков, по-крестьянски деловитый, немногословный, твердо знающий свое дело, так запали мне в душу, что на другой день я взяла в библиотеке повесть «А зори здесь тихие» и прочитала ее буквально на одном дыхании.
Эта книга производит впечатление не обилием батальных сцен, не авторскими философствованиями о войне и ее жестокости,
Каждая из этих девчонок — личность. Познать счастье разделенной любви и материнства было суждено только одной — Рите Муштаковой. Словно предчувствуя, каким коротким окажется ее жизненный путь, Рита в семнадцать лет выходит замуж, в восемнадцать рожает сына, а в девятнадцать становится вдовой: ее муж, «старший лейтенант Осянин погиб на второй день войны в утренней контратаке».
А к Лизе Бричкиной любовь
Все девятнадцать лет провела Лиза в избушке своего отца лесника, который беспробудно пил. Девушка ухаживала за тяжело больной матерью, «кормила, мыла, скребла», отказавшись от собственной жизни: «И ждала завтрашнего дня».
Лиза искренне верила, что впереди счастье. А потом началась война. И вот здесь, в тяжести военных будней, ее сердце впервые забилось часто-часто — Лиза влюбилась. «Втюрилась наша Бричкина, девочки!
В душку — военного втюрилась!» — смеялись над ней девчонки.
Женька Комелькова — душа компании, там, где она, — смех, шутки, песни. Высокая, стройная, с чудесными рыжими волосами и зелеными русалочьими глазами, Женька поступает не очень-то красиво — заводит роман с женатым полковником, штабным командиром. Героиня и не скрывает своего поступка: » — Послушай, Женька, а как же полковник? — шепотом спросила Рита. — Как же ты могла, Женька… — А вот могла! — Женька с вызовом тряхнула рыжей шевелюрой. — Сейчас воспитывать начнешь или после отбоя?»
У Женьки своя боль. Ее отца, красного командира, мать, сестру, братишку расстреляли, а Женьку «эстонка спрятала в доме напротив», и она видела, как убивали ее родных. У Женьки сильный характер, «несмотря на все трагедии, была она чрезвычайно общительной и озорной», всех поддерживала, шутила.
Галя Четвертак воспитывалась в детском доме и отличалась богатым воображением. Она сочиняла сказки о том, что в монастыре, где размещался их детский дом, по ночам бродит призрак «бородатого монаха», спрятаны зарытые монахами сокровища. Однако все рассказы Гали — «не ложь, а желания, выдаваемые за действительность».
Выдумка о маме — «медицинском работнике» — была рождена страстной мечтой Гали иметь семью…
Студентка Соня Гурвич росла в дружной и очень большой семье. Она «донашивала платья, перешитые из платьев сестер», но не унывала: бегала в читалку, во МХАТ, а однажды заметила, «что очкастый сосед по лекциям совсем не случайно пропадает вместе с ней в читальном зале». А потом был их единственный, незабываемый вечер, а через пять дней началась война, и парнишка ушел добровольцем на фронт.
У каждой из этих девчонок были свои надежды, свои планы, свои мечты, но им не суждено было сбыться.
Васильев любуется немногословным мужеством своих героинь. Женька Комелькова, стараясь ввести в заблуждение немцев, чтобы они подумали, что здесь орудует большая группа лесорубов, превращается в отчаянную, бесстрашную артистку и очень неплохо играет свою роль:
«- Рая, Вера, идите купаться! — звонко крикнула Женька и напрямик, ломая кусты, пошла к воде.
— Девчата, айда купаться! — звонко и радостно кричала Комелькова, танцуя в воде. — Ивана зовите!.. Эй, Ванюша, где ты?… И подыгрывая ей, Васков заорал: «Эге-гей, иду! Сейчас идем, погоди!…»
А самого «до черного ужаса обожгло ожидание очереди, что брызнет сейчас из-за кустов, ударит, изуродует, сломает это буйно-молодое тело».
До последнего отстреливалась Женька — «стреляла, пока были патроны». Немцы ранили ее вслепую, «а потом долго смотрели на ее и после смерти гордое и прекрасное лицо…» Лиза Бричкина погибла при исполнении задания. Спеша добраться до разъезда, доложить об изменившейся ситуации, Лиза утонула в болоте: «Лиза долго видела это синее прекрасное небо.
Хрипя, выплевывала грязь и тянулась, тянулась к нему, тянулась и верила».
При чтении повести вспоминается слова Юлии Друниной: «У войны не женское лицо».
Осматривая погибшую Соню, Васков вздохнул: «Вот ты почему крикнула. Ты потому крикнуть успела, что удар у него на мужика был поставлен. Не дошел он до сердца с первого раза — грудь помешала».
Васков с болью осознает страшную суть произошедшего. Приготовив могилу для погибшей Сони, он подумал: «… могла нарожать Соня детишек, а те бы внуков и правнуков, а теперь не будет этой ниточки. Маленькой ниточки в бесконечной пряже человечества, перерезанной ножом…»
Поражает беспримерное мужество Риты: не желая быть обузой для Васкова, тяжело раненая молодая женщина выстрелила себе в висок. Похоронив Риту и попросив прощения у убитых девчонок, Васков, не помня себя, почти теряя рассудок, бредет «навстречу немцам»: «В руке намертво был зажат наган с последним патроном»
Васков берет в плен четверых немцев: «Слезы текли по грязному, небритому лицу, он тряся в ознобе, и смеялся сквозь эти слезы, и кричал:
— Что, взяли?… Взяли, да?.. Пять девчат, пять девочек было всего, всего пятеро!.. А не прошли вы, никуда не прошли и сдохнете здесь, все сдохнете!..
Лично каждого убью, лично, даже если начальство помилует! А там пусть судят меня! Пусть судят!…»
«А зори здесь тихие»… В названии повести нет никакого указания на то, что речь в ней пойдет о войне. Гармония природы, разлитая благодать, тихие зори звучат горьким упреком войне.
Женское начало, выраженное в образах девчонок и неброской, скромной русской природы с ее тихими зорями, — протест писателя против человеческой жестокости, насилия, убийств.