Звуки неведомого в стихотворении Лермонтова “Ангел”
Для человека 30-х годов религия воплощала не только и не столько идеалистическое мировосприятие, сколько служила опорой для некоей внешней веры в великое предназначение человека и в конечное торжество разума и добра. Отсюда романтики, в том числе и Лермонтов, делали, как известно, отнюдь не религиозные выводы. Человек обязан стремиться к совершенству, полному и вечному, Максимализм этих стремлений вытекал из религиозных представление, но к ним не сводился, а далеко опережал их и содержал возможность их новой, мятежной интерпретации.
Впоследствии
К числу наиболее распространенных поэтических антитез в лермонтовской лирике относится, как уже замечено исследователями, антитеза земли и неба. С небом обычно связано представление
Форма их существования идеальна, мыслима, лишена предметности, реальности. Господствующая сфера их проявления – звук, мерцание, блеск, свет, пламень. Они не имеют определенности и хотя даны человеку и напоминают о себе, но никогда не являются в конкретном, предметном облике.
Человек хранит запас этих воспоминаний, родственных его душе, но они не имеют названия, и способны лишь навеять неисполнимые мечты. Однако переживание этого идеального блаженства не менее реально, нежели переживание утрат и горестей земной жизни. Лишь “в немногих стихотворениях Лермонтова приоткрывается этот идеальный мир.
О нем напоминают звуки.
Для романтика именно звук становится символом идеального мира, потому что смысл, значенье давно уже искажено, потеряно. Согласно романтической эстетике, особенно распространенной в шеллингианских кругах, музыка находит непосредственный путь к душе человека независимо и помимо слов и понятий. В слове, в поэзии также выделяется его звучание, его способность музыкально воздействовать на человека.
Звуки неведомого, “темного” блаженства, не имеющего реального значения, вдруг приобретают образ земной, зримый, сочетаются с реальными фактами и получают их смысл. Так устанавливается потерянная гармония, принимающая черты видимого, земного мира. Особенностью Лермонтова является то, что идеальный мир, приметы которого есть в земной жизни, не предстает отвлеченным, а становится земным. В этом юный поэт видит залог успешного претворения своей мечты о совершенной жизни.
Рай и небо у Лермонтова всюду обретают земные черты, освобожденные, однако, от земного несовершенства. Это – та же действительность, только очищенная от пороков, в ней вечно царствуют покой и гармония, добро и справедливость. Может быть, наиболее полное ощущение блаженства, освобожденное от других мотивов, дано к замечательном стихотворении “Ангел” (1831);
По небу полуночи ангел летел И тихую песню он пел; И месяц, и звезды, и тучи толпой Внимали той песне святой. Он пел о блаженстве безгрешных духов Под кущами райских садов; О боге великом он пел, и хвала Его непритворна была. Он душу младую в объятиях нес Для мира почали и слез; И звук его песни в душе молодой Остался – без слов, но живой.
И долго на свете томилась она, Желанием чудным полна; И звуков небес заменить не могли Ей скучные песни земли.
Космический пейзаж, грандиозность мироздания полны светлой и тихой гармонии. Образ рая, на сей раз данный в традиционных чертах (“Под кущами райских садов…”), противопоставлен столь же неразвернутому образу “мира печали и слез”. В других стихотворениях рай приобретает отчетливо земные формы, а человеческие страсти переносятся на небо и в ад.
Примечательно, однако, что в стихотворении устанавливается связь между идеальным миром и миром земным, и средоточием, центром этой связи выступает человек, “душа молодая”. Однако соприкосновение двух миров оказывается одновременно трагическим.
Для уяснения художественного смысла стихотворения “Ангел” не последнюю роль играет трагедийная ситуация: ангел несет душу из “того” света в “этот”. “Душа младая” переступает некую грань. Посланница небес отдана на заклание. Высокий гуманистический смысл этой жертвы придает стихотворению глубокий трагизм, потому что “переступание” границы между разными мирами уже в ранней лирике Лермонтова чревато гибелью и разрушением. Впоследствии Лермонтов скажет о несовместимости природного и человеческого миров (“Русалка”, “Дары Терека”, “Морская царевна”, “Три пальмы”), о мучительном вхождении человека в новый, несвойственный ему круг (Тамара в “Демоне”, Печорин, Максим Максимыч, Бэла и другие лица в “Герое нашего времени”).
Гибель грозит не только человеку, переступившему грань, но и соприкоснувшемуся с ним природному или космическому миру.
В стихотворении “Ангел”, таким образом, связь между раем и землей, устанавливаемая “младой душой”, не устраняет трагической разобщенности между двумя мирами. Полнота блаженства оказывается для “души младой” недоступной. Душа обречена на страдание, но память о блаженстве жива (“И звук его песни в душе молодой Остался-без слов, но живой”).
В стихотворении “Ангел” жертвенный подвиг не отрицается, но он изначально трагедиен. В черновике стихотворения была еще одна строфа:
Душа поселилась в творенье земном, Но чужд был ей мир. Об одном Она все мечтала – о звуках святых, Не помня значения их.
Для “души младой” земной мир остался чуждым, а рая она уже не помнит.
Человек, естественно, не имеет точного знания о блаженстве: в земной жизни есть лишь намеки на него, порой принимающие, правда, форму реалий, но это не само блаженство, не сама гармония в ее первозданном виде. Человек, живущий на земле, не может ее постичь, по может ее чувствовать, исходя из личного земного опыта. Однако черты гармонии в человеке живы, небо отпечатлелось в нем звуками и дало возможность через звуки не только постигать гармонию всем существом, но и страстно стремиться к ней.
Это стремление и есть подлинно человеческое деяние. Чем оно сильнее, упорнее, тем лучше человек выполняет свое предназначение на земле.