“Звезды смерти стояли нал нами…” (По поэме А. Ахматовой Реквием”)”
“Это поистине народный
“Реквием”: плач по народу,
средоточие всей боли его”.
Ю. Карякин
Поэзия А. Ахматовой – это исповедь человека, живущего всеми бедами, болями и страстями своего времени и своей земли.
Людям, приходящим в этот мир не дано выбирать время, родину, родителей. На долю А. Ахматовой выпали самые тяжелые годы в самой невероятной стране мира: две революции, две войны, страшная эпоха сталинской тирании. Еще в 1917 году поэтесса
ответила покинувшим Россию и звавшим ее за границу: “…равнодушно и спокойно
великой литературы – вот те качества, за которые народ наградил А. Ахматову своей любовью.
Поэма “Реквием” – это потрясающий, основанный на фактах собственной биографии, документ эпохи, свидетельство того, через какие испытания прошел наш народ. Репрессии 30-х годов, обрушившиеся на друзей и единомышленников А. Ахматовой,
разрушили и ее семейный очаг: вначале был арестован и сослан сын, а затем муж. Сама она жила в постоянном
Их заучивали наизусть друзья поэтессы, для того чтобы задушенный крик “стомильонного” народа не канул в бездну времени.
“Эмма, что мы делали все эти годы?; Мы только боялись!”- сказала как-то А. Ахматова своей подруге. Да, они были просто люди, не из камня и не из стали. И боялись они не только за себя, но за детей и родителей, жен и мужей, близких и друзей.
Над ними все время стояли “звезды смерти”, этот библейский образ, ставший символом сталинской эпохи, образ возникший в Апокалипсисе. “Пятый Ангел вострубил, и я увидел Звезду, падшую с неба на Землю, и дан ей был ключ от кладезя бездны. Она отворила кладезь бездны, и вышел дым из кладезя, как дым из большой печи; и помрачилось Солнце и
воздух от дыма из кладезя. Из дыма вышла саранча на Землю…” (Откровение Иоанна Богослова, 9:1-3).
Все перепуталось навек,
И мне не разобрать
Теперь, кто зверь, кто человек,
И долго ль казни ждать.
Вот в таком аду, в самый трудный период жизни А. Ахматова пишет свое выдающееся произведение – скорбный “Реквием”, яростное обличение сталинских беззаконий.
Это было, когда улыбался
Только мертвый, спокойствию рад…
Читаешь, и оживает эпоха массовых репрессий, общего оцепенения, страха, разговоров шепотом. А. Ахматова была ее маленькой частицей, клокочущим ручейком, вливающимся в помутневшую реку народного горя.
Нет, и не под черным небосводом,
И не под защитой чуждых крыл –
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был.
Эти строки из своего стихотворения “Так не зря мы вместе бедовали…” А. Ахматова делает эпиграфом к поэме. Ее судьба неотделима от судеб тех несчастных женщин, с которыми 17 месяцев стояла она в тюремных очередях в надежде послать передачу или узнать что-то о сыне.
И я молюсь не о себе одной,
А обо всех, кто там стоял со мною
И в лютый холод, и в июльский зной
Под красною ослепшею стеною.
Перечитывая “Реквием”, видишь многозначность этого произведения. Если раньше в последней цитате я видел образ стены красной от крови и ослепшей от слез, пролитых жертвами и их близкими, то теперь она мне кажется холодной, каменной, не увидевшей горя тех, кто стоял рядом с ней. Сюда же примыкает и образ кремлевских башен:
Буду я, как стрелецкие женки,
Под кремлевскими башнями выть.
Это стены, за которыми спрятались те, кто, словно слепцы, не видят народного горя. Это глухие стены, разгородившие владык и народ. И, может быть, звезда на башне Кремля – это та самая огромная звезда, что “…прямо мне в глаза глядит и близкой гибелью грозит”.
Эпитеты, используемые А. Ахматовой в поэме (“кровавые сапоги”, “тоска смертельная”, “окаменелое страдание”, “каменное слово”), вызывают ужас и отвращение перед насилием, подчеркивают мучения, показывают запустение города и страны. Все в
“Реквиеме” укрупнено, раздвинуто в границах (Нева, Дон, Енисей), вызывает общее представление – всюду. Это беда всего народа, и звезды смерти светят всем одни и те же.
В эпилоге “Реквиема” словно вылитые из металла плотно и тяжело стоят такие горькие и торжественно гордые слова:
Опять поминальный приблизился час,
Я вижу, я слышу, я чувствую Вас.
……………………………………..
Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список и негде узнать
……………………………………..
О них вспоминаю всегда и везде,
О них не забуду и в новой беде.
Наверное, список этот был бы бесконечным. И то, что А. Ахматова выполнила свое обещание (“А это вы можете описать? И я сказала: “Могу!”), явилось лучшей памятью тем невинным жертвам, тому безмерному горю, которое выпало на долю тысяч людей
нашей страны “в страшные годы ежовщины”.
Вслушиваюсь в первые строки “Реквиема”:
Перед этим горем гнутся горы,
Не течет великая река.
Но крепки тюремные затворы,
А за ними “каторжные норы”
И смертельная тоска…
Здесь звучит доминирующая перекатывающаяся букву “р”, словно гудит погребальным звоном колокол. И в такт ему начинают стучать наши сердца: “Не повторится, не повторится, не повторится никогда!”
“У каждого поэта своя трагедия, иначе он не поэт. Без трагедии нет поэта – поэзия живет и дышит над самой пропастью трагического, “бездны мрачной на краю,” – писала поэтесса. Но в “Реквиеме” А. Ахматова смогла личное страдание расширить до страдания целого народа, до огромного окаменевшего изваяния горя, гениальным образом созданного из самых простых слов.
“Кто прячет прошлое ревниво, тот вряд ли с будущим в ладу”, – говорил Твардовский. Как хорошо, что мы узнаем правду.
Может быть, это залог нашего будущего?
(1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...