Знать, вельможи мишень озлобленных нападок “Почты Духов” Крылова

“Почта Духов” была органом радикальной идеологии. Крылов обрушивается в своем журнале на всю систему власти и культуры крепостническо-бюрократического государства. Произвол и разврат представителей власти, придворных и чиновников разоблачаются “Почтой Духов”. Знать, вельможи – мишень озлобленных нападок Крылова, много раз возвращающегося к сатире, направленной против них.

Здесь он беспощаден. Он выступает и против аристократических претензий дворянских лидеров и против власти сильных и богатых вообще.

Он изобличает

судей и чиновников, ханжей и лицемеров, не боится нападать и на самую царскую власть, на все правительство в целом; при этом его критика и злободневна, и глубока. Разложение нравов “высшего общества” составляет также одну из основных тем журнала. Крылов ставит в “Почте Духов” и экономические вопросы, причем он борется против засилья иностранных товаров, и в связи с этим стоит его борьба с галломанией (и с англоманией). Однако Крылов нападает и на русских купцов, прекрасно чувствующих себя при самодержавии.

Его путь – не путь купца, консерватора в вопросах политики, и в этом он близок к Радищеву.

Крылов все “третье сословие” противопоставляет разлагающейся знати даже в вопросах культуры. Демократизм убеждений “Почты Духов” проявляется достаточно отчетливо. Журнал нападает и на крепостное право.

Философская позиция “Почты Духов” также характерна. Журнал выступает против рационализма французских просветителей. Но это критика не справа, а с позиций, близких к тем, которые защищал Руссо.

Позднее, в то время, когда Крылов уже сделался баснописцем по преимуществу или незадолго до этого, он обратился к французским просветителям-материалистам и, без сомнения, испытал их влияние, осложнившее его руссоизм. Оно сказалось в двух больших стихотворениях Крылова, весьма важных для характеристики его мировоззрения: “Послании о пользе страстей” и “Письме о пользе желаний”.

Развивая свою систему социального мировоззрения, “Почта Духов” ни мало не отрывалась от злобы дня, от современности. Ее сатира – вовсе не сатира вообще, не ” общечеловеческая” сатира; она бьет совершенно конкретным фактам социальной жизни России конца царствования Екатерины II. Не боится “Почта Духов” и прямых указаний на лица и факты. Так, гном Зор (несомненно, сам Крылов) пишет:

“Я принял вид молодого и пригожего человека, потому что цветущая молодость, приятность и красота в нынешнее время также в весьма не малом уважении и при некоторых случаях, как сказывают, производят чудеса…” и т. д.

Трудно не видеть здесь дерзкого намека на любовников императрицы, людей “в случае”, т. е. в фаворе (характерен этот каламбур на слово “случай”), В другом письме того же гнома (т. е. опять, несомненно, самого Крылова) выведен некий спившийся художник Трудолюбов. Рассказ о нем – это горькая жалоба на тяжкое положение мастеров искусства в крепостнической стране и в то же время конкретный рассказ об участи известного гравера и рисовальщика Г. И. Скородумова (умер в 1792 г.). В XXV письме части второй дана резкая характеристика знатного вельможи, едва ли не имеющая в виду Безбородко, и т. д.

Немало места уделено в “Почте Духов” и литературной полемике, в первую очередь с Княжниным. Необычайная смелость журнала, резкость и озлобленность его нападок, его радикализм не могли не обратить на себя внимание правительства. Крылову приходилось заботиться о спасении журнала путем литературных “прикрытий”, уступок власти. Уже в письме III есть, правда, несколько двусмысленный, комплимент российскому правосудию.

В конце издания Крылов, видимо, имел основания особенно беспокоиться. Он дает то постную морально-религиозную статью, то ура-патриотический в правительственном духе фельетон о турецкой войне, то прославляет Екатерину и установленное ею “блаженство россиян” в прозе и даже в стихах.

В “Почте Духов” Крылов проявил себя незаурядным мастером литературы, мастером-сатириком. Как писатель он менее, чем Радищев, зависит от примера Руссо и прозаиков его круга. Но и он связан с западным сентиментализмом. В “Почте Духов” мы видим яркие и широкие зарисовки быта, стремление построить характер, местами (например в введении к журналу) даже элементы реалистического психологического романа о бедном, незаметном человеке.

Конечно, фантастика у Крылова дана не “всерьез”, а лишь как композиционный и сатирический мотив, так же, как она была дана в повестях Вольтера. Вообще же Вольтер оказал значительное влияние на сатирическую прозу Крылова.

Ядовитый вольтеровский сарказм, беглые, краткие характеристики людей, быстро сменяющиеся сатирические темы-образы, уничтожающая ирония, блестящее остроумие изложения, самый стиль легкий, точный, эпиграмматически отточенный, – всему этому искусству политического и социального памфлета Крылов научился прежде всего у Вольтера. Конечно, Крылов хорошо усвоил опыт и русской сатиры и комедии – и Новикова, и Фонвизина, но его демократизм приводит его к насмешке и над тем, что они считали не подлежащим осмеянию.