Знаменитые гоголевские пейзажи

Природа не только блещет яркими красками и отливает золотом, она богата тонами и оттенками, удивительными сочетаниями цветов. Знаменитые гоголевские пейзажи включают в себя не только лирически возвышенное восприятие окружающего мира, но и проникнутую чувством действительную, объективную картину украинского летнего дня, майской ночи. Лирический пейзаж Гоголя несет в себе отпечаток реальности, национальные черты.

Несколькими поистине “импрессионистическими” мазками художник, как бы задолго предвосхищая Левитана, Куинджи и прославленное

чеховское описание месячной ночи (тень мельничного колеса и блестящее горлышко бутылки), рисует озаренное месячным светом тихое украинское село – реальное и одновременно волшебное: “Как очарованное дремлет на возвышении село. Еще белее, еще лучше блестят при месяце хат; еще ослепительнее вырезываются из мрака низкие их стены”.

Не случайно А. Белый усматривает в глаголах Гоголя “самый откровенный импрессионизм”. С прозорливостью тонкого поэта и знатока слова он приводит такие необычные гоголевские сочетания, как “сияние… дымилось”, “слова… всхлипывали”, “шумит,

гремит конец Киева”, и поистине потрясающее: “…очи выманивают душу”. В духе поисков XX века и гоголевские эпитеты (“белопрозрачное небо”, “густозолотая парча”, “ключевой холод”, “высоко-верхие горы”).

Но никогда словесное мастерство не было у Гоголя совокупностью чисто формальных приемов, а являлось способом выражения глубинной субстанции бытия, улавливания духовного в земном, телесном. У художника немало параллелей и антитез между душевным состоянием человека и изменчивостью природы, уходящих корнями в народное творчество (“Блеснул день, но не солнечный… Проснулась пани Катерина, но не радостна…”).

Однако есть и такие изумительные соответствия, которые выражены не красками и не цветовой игрой, а тончайшей динамикой природы, движением воздуха, перемещением теней. Таковы месячная ночь перед отъездом Тараса Бульбы с сыновьями на Сечь, двор усадьбы, где спят на траве Андрий и Остап, скорбная фигура матери, сидящей у изголовья сыновей недвижно, как изваяние. Все, как застывшее видение, навеки запечатленная картина.

И приход раннего утра… О первом пробуждении природы возвещает еще не заря, а еле заметное движение воздуха и света: “Уже кони, чуя рассвет, все полегли на траву и перестали есть; верхние листья верб начали лепетать, и мало-помалу лепечущая струя спустилась по ним до самого низу… Со степи понеслось звонкое ржание жеребенка; красные полосы ясно сверкнули на небе”.

Какой огромный шаг вперед от обычных романтичесих описаний зари, луны, ночи и других явлений природы!

Гоголь – автор украинских повестей – полностью владеет законами перспективы. Постепенно уменьшаются размеры усадьбы Тараса Бульбы по мере того, как кони все далее уносят отца с сыновьями от родного гнезда: “День был серый; зелень сверкала ярко; птицы щебетали как-то вразлад. Они, проехавши, оглянулись назад; хутор их как будто ушел в землю; только стояли на земле две трубы, да одни только вершины дерев… один только дальний луг еще стелился перед ними…

Вот уже один только шест над колодцем с привязанным вверху колесом от телеги одиноко торчит на небе; уже равнина, которую они проехали, кажется издали горою и все собою закрыла.- Прощайте, и детство, и игры, и все, и все!”.

Гоголь улавливает быстротекущие мгновения, смены дня и ночи, меняющие облик степи: и полет птиц над океаном колышащихся трав, и синие волны воздуха, и пробегающие тени на закате солнца, и ночные звуки бесчисленных насекомых. Художник рисует световые эффекты, вызываемые дальним заревом от горящего тростника, когда “темная вереница лебедей, летящих на север, вдруг освещалась серебряно-розовым светом, и тогда казалось, что красные платки летели по темному небу”. В подземном костеле, через который вслед за татаркой проходит Андрий, первый утренний луч, попавший под темные своды, творит чудеса: “Окно с. цветными стеклами, бывшее над алтарем, озарилося розовым румянцем утра, и упали от него на пол голубые, желтые и других цветов кружки света, осветившие внезапно темную церковь. Весь алтарь в своем далеком углублении показался вдруг в сиянии; кадильный дым остановился на воздухе радужно освещенным облаком.

Андрий не без изумления глядел из своего темного угла на чудо… В это время величественный рев органа наполнил вдруг всю церковь. Он становился гуще и гуще, разрастался, перешел в тяжелые рокоты грома и потом вдруг, обратившись в небесную музыку, понесся высоко под сводами…”.

Цвет и звук в этом описании неразрывно связаны, усиливая эмоциональное воздействие, подготавливая героя и читателя к трагической по своему исходу встрече Андрия с прекрасной полячкой. В самом описании старинного костела, его цветных витражей, католической службы, как и в эффектах, вызванных солнечным лучом, очевидно, отразились итальянские впечатления Гоголя.