Жизненные испытания Базарова в романе “Отцы и дети”

Совершенно ясно, что Базаров по своим политическим и философским взглядам, по своему поведению, по всему своему облику – единственный представитель “детей” в романе. Он изображен Тургеневым в динамике, в столкновениях с другими героями. Характер Базарова сложен и противоречив, его взгляды претерпевают существенные изменения под влиянием различных причин. Столкнув своего героя с серьезными жизненными испытаниями, Тургенев заставил его поступиться рядом убеждений, прийти к скептицизму и пессимизму.

Проследим эту сложную эволюцию

героя в каноническом тексте романа и в рукописи.

В первой половине романа Базаров из всех коллизий (с Павлом Петровичем, Николаем Петровичем, Аркадием, Ситниковым ) выходит победителем. В IV главе Базаров с чувством своего превосходства смеется над “старенькими романтиками”, над показным англоманством Павла Петровича (“В моей комнате английский рукомойник, а дверь не запирается. Все-таки это поощрять надо – английские рукомойники, то есть прогресс!”), и читатель чувствует, что он прав в том. В VI главе Базаров выходит победителем из спора с Павлом Петровичем о науке, поучает уму-разуму Аркадия.

В

VII главе он смеется над “таинственными отношениями между мужчиной и женщиной”, ставит в один ряд слова: романтизм, художество, чепуха, гниль.

И IX главе он быстро находит общий язык с Фенечкой и Дуняшей; критикует хозяйство Николая Петровича (“Скот плохой, и лошади разбитые. Строения тоже подгуляли…”), иронизирует по поводу того, что “в сорок четыре года человек, в…м уезде – играет “а виолончели!”. В X главе развивается одна из самых значительных коллизий романа, которую автор называет “схваткой” между Павлом Петровичем и Базаровым. В этой главе Базаров формулирует свой нигилистический тезис: “В теперешнее время полезнее всего отрицание-мы отрицаем”, и на вопрос Павла Петровича: “Все?”-отвечает категорически: “Все”.

Базаров уверен в своей правоте, в своей силе. Он отрицает и принципы либералов, и английский аристократизм, и логику истории, и авторитеты, и парламентаризм, и искусство, и общину с круговой порукой, одним словом, все то, во что верили либералы – “отцы”.

Было бы неверным утверждать, что Базаров рубит сплеча, не признает ничего. Наоборот, вопросы, которых он касается здесь, подвергаются его глубокому критическому пересмотру с позиций естественника-материалиста: отрицая авторитеты ради авторитетов, он считается с мнением людей, которые говорят дело (“Тамошние ученые дельный народ”, – говорит Базаров в VI главе о немцах); отрицая обожествление природы “отцами”, Базаров склонен рассматривать ее как мастерскую, а человека как работника в ней. Таким образом, у читателя создается определенное впечатление о силе Базарова, о его превосходстве над другими героями романа.

Правда, уже в XI главе Тургенев как бы ставит под сомнение целесообразность базаровского отрицания природы: “Николай Петрович потупил голову и провел рукой по лицу. “Но отвергать поэзию? – подумал он опять, – не сочувствовать художеству, природе?..” И он посмотрел кругом, как бы желая понять, как можно не сочувствовать природе”. Все эти размышления Николая Петровича навеяны предшествующим разговором с Базаровым. Стоило Николаю Петровичу лишь воскресить в своей памяти базаровское отрицание природы, как Тургенев тотчас же со всем мастерством, на какое только он был способен, представил читателю чудесную, поэтическую картинку природы: “Уже вечерело; солнце скрылось за небольшую осиновую рощу, лежавшую в полверсте от сада: тень от нее без конца тянулась через неподвижные поля. Мужичок ехал рысцой на белой лошадке по темной узкой дорожке вдоль самой рощи; он весь был ясно виден, весь, до заплаты на плече, даром что ехал в тени; приятно-отчетливо мелькали ноги лошадки.

Солнечные лучи с своей стороны забирались в рощу и, пробиваясь сквозь чащу, обливали стволы осин таким теплым светом, что они становились похожи на стволы сосен, а листва их почти синела и иад нею поднималось бледно-голубое небо, чуть обрумяненное зарей. Ласточки летали высоко; ветер совсем замер; запоздалые пчелы лениво и сонливо жужжали в цветах сирени; мошки толклись столбом над одинокою, далеко протянутою веткою”.

После такого в высшей. мере художественного, эмоционального описания природы, преисполненного поэзии и жизни, невольно задумаешься над тем, прав ли Базаров в своем отрицании природы или неправ? И когда Николай Петрович подумал: “Как хорошо, боже мой! …и любимые стихи пришли было ему на уста…”, симпатия читателя с ним, а не с Базаровым. Любопытно заметить, что в “Отцах и детях” вообще очень мало описаний природы.

Мы привели из них одно, которое н данном случае выполняет определенную полемическую функцию; если природа так прекрасна, то какой смысл в отрицании ее Базаровым?

Эта легкая и тонкая проверка целесообразности базаровского отрицания представляется нам своеобразной поэтической разведкой писателя, определенным намеком на будущие испытания, которые предстоят герою в основной интриге романа. В XII и XIII главах Базаров снова возвышается в глазах читателя, так как в сравнении с карикатурными нигилистами Ситниковым и Кукшиной он выигрывает во всем – и в силе, и в честности, и в последовательности своих убеждений. И только в XIV главе романа (знакомство Базарова с Одинцовой) Тургенев показывает, как в герое медленна назревают перемены, сопровождаемые внутренней борьбой.