ЖИЗНЬ В РАЮ? (идейный подтекст романа-антиутопии Е. И. Замятина “Мы”)

/> С 1929 года, после выхода в Праге сокра-
щенного варианта “Мы” на русском языке,
началась травля. Замятин ожидал этого.
В 1921 году он еще пытался бороться: в ста-
тье “Я боюсь” он предупреждал, что насто-
ящая литература в России погибнет – ибо
ее “делают не исполнительные и благона-
дежные чиновники”. Но время шло, и стало
ясно, что власти и не нужна настоящая ли-
тература – хватит и благонадежной ими-
тации. В 1931 году Замятин уехал за гра-
ницу. Англия приобрела талантливого писа-
теля и инженера. Россия, соответственно,
потеряла…
До 1988 года – 68 лет – жители нашей
страны были лишены возможности прочи-
тать гениальный роман своего соотечествен-
ника, роман, вызвавший бурю восторгов по
всему миру. Мы читали его не как преду-
преждение – скорее, как воспоминание.
Слишком многое он угадал в грядущем своей
страны.
“Любовь и голод правят миром”. После
Великой Двухсотлетней войны между горо-
дом и деревней, оставшиеся 0,2 % населения
земли, граждане Единого Государства, каза-
лось бы, не знают этих проблем. Еду замени-
ла нефтяная пища, а вместо любви – право
на сексуальные контакты по талонам.
Единое государство – типичное тотали-
тарное государство в своем идеальном вопло-
щении. Слежка – за всеми и постоянная.
Преследование инакомыслящих доведено до
совершенства. Да и инакомыслящих вроде
быть не должно – детей воспитывает госу-
дарство, и главный постулат педагогики – ра-
зумная жестокость. Никакого свободомыслия,
никаких ненужных фантазий. А под конец
и вовсе – в качестве профилактики – всем
гражданам удаляется часть мозга, отвечаю-
щая за фантазию.
Даже имен бедняги не имеют, лишь “нуме-
ра” – да и зачем имена труженикам-муравь-
ям, каждый из которых знает свои обязаннос-
ти и больше ничем в принципе интересоваться
не должен. Ни мыслей, ни желаний – полное
блаженство. Вот еще бы научиться внешность
делать одинаковой – чтоб и тут исключить не-
равенство.
Нет и института семьи. Зачем муравью се-
мья? Его семья – муравейник. Семья отвле-
чет от главного – работы на благо Государст-
ва и Благодетеля.
Нет и дома – дом дарит одиночество, а
одиночество провоцирует вредные мысли. За-
чем честному гражданину прятаться от дру-
гих граждан? Достаточно комнаты с прозрач-
ными стенами.
Но… Великая сила любовь. Не та ее заме-
на, приятная и полезная для физиологии, по
разовым талонам, но дикая, нежданная, не-
управляемая, с болью, тревогой – и невыра-
зимым счастьем. Д-503 встречает.1-330, и вся
столь тщательно построенная система дает
трещину. Рушится стерильный мир. Ибо есть
теории – и есть Живая Жизнь, которую
можно обнести стеной, спрятать, заставить
забыть, но она все равно прорвется – биени-
ем сердца.
В романе много мелочей, до боли знако-
мых. Например, описание выборов. Разуме-
ется, выбирает народ, но кандидат неизмен-
но один – Благодетель, и “история Единого
Государства не знает случая, чтобы в этот
торжественный день хотя бы один голос ос-
мелился нарушить торжественный унисон”.
Недаром день выборов давно переименован
в День Единения. А стоит найтись оппози-
ции – и они тут же объявляются больными,
ибо кто же в здравом уме может быть против
Благодетеля?
Милые прогулки по четыре в ряд, под
Марш Единого Государства, с восторженным
отбиванием такта, порядком смахивают на
былые демонстрации – демонстрации пре-
данности, лояльности, довольства своим по-
ложением. Ну и, естественно, “не омрачен-
ные безумием мыслей лица”…
А образ Благодетеля – “такой же муд-
рый и любяще-жестокий, как Иегова древ-
них”. И эта всепоглощающая народная лю-
бовь к жестокости своего тирана…
Пугающе знакомо звучат планы “подчи-
нить неведомые существа, обитающие на
иных планетах, – быть может, еще в диком
состоянии свободы. Если они не поймут, что
мы несем им математически-безошибочное
счастье, наш долг заставить их быть счаст-
ливыми”.
Главная философская мысль романа –
что важнее, Счастье или Свобода? Благоде-
тель, в духе Великого Инквизитора из “Бра-
тьев Карамазовых”, рассуждает:
“О чем люди – с самых пеленок – моли-
лись, мечтали, мучились? О том, чтобы кто-
нибудь раз и навсегда сказал им, что такое
счастье – и потом приковал их к этому сча-
стью на цепь Е. Вспомните: в раю уже не
знают желаний, не знают жалости, не знают
любви, там – блаженные, с оперированной
фантазией (только потому и блаженные) –
ангелы, рабы Божьи…”
Не главному герою спорить – он слиш-
ком раздавлен и своей любовью, и боязнью,
что его лишь используют, да и не понимает
он ничего из происходящего, лишь корчится
от боли и страха его душа. Но почему же
разбегаются счастливые обитатели Единого
Государства во все стороны, и силой прихо-
дится загонять их в Операционные, ради их
же блага. А кое-кто и диверсии устраивает,
и готов на что угодно, лишь бы не это без-
думное существование. И не только мятеж-
ники, которым по обязанности положено
быть героями.
Покидает привычный мир, готова жить
с дикарями, в совершенно неподходящей для
нее обстановке О-90 – ради спасения буду-
щего ребенка. Оказывается, и сама природа
человека достаточно сильна. Как бы не выхо-
лащивали ее, она возьмет свое – либо не-
контролируемой любовью, либо “неумест-
ной” жаждой материнства.
И никакие гарантированные блага, ничья
“отеческая” забота не заменит обычной сво-
боды.
За годы, прошедшие после написания ро-
мана, многое произошло и в мире, и у нас
в стране. Те, кто воспринял роман как забав-
ную фантазию, с горечью убедились в своей
ошибке.
С середины восьмидесятых в Россию ста-
ла возвращаться ее Большая Литература –
что ж, “лучше поздно, чем никогда”. Роман
“Мы” по-прежнему актуален – всегда нахо-
дятся люди с неуемным стремлением к “по-
рядку”, “твердой руке”, с жаждой постричь
всех под одну гребенку, которых раздражает
до боли любое проявление чьей-либо инди-
видуальности.