Жанрово-стилистическая структура пьес

<

p>В 1960-90-е годы в современной драматургии отчетливо усилились публицистическое и философское начала, что отразилось в жанрово-стилистической структуре пьес. Так, “политические” и “производственные” пьесы апеллируют к активности зрителей. Для них характерна конфликтная острота, столкновение противоположных друг другу сил и мнений.

В публицистической драме мы чаще всего встречаемся с героями энергичной жизненной позиции, героями-борцами, которые не всегда побеждают, однако побуждающими зрителя к напряженной работе мысли,

тревожащими гражданскую совесть (“Диктатура совести” М. Шатрова, “Протокол одного заседания” и “Мы, нижеподписавшиеся” А. Гельмана).
Современное искусство тяготеет к философскому осмысливанию проблемы века. Во многом это усилило интерес к жанру интеллектуальной драмы, пьесы-притчи с многообразием условных приемов. Например, это “обработка” литературных и легендарных сюжетов (“Дом, который построил Свифт” Гр. Горина, “Не бросай огонь, Прометей!” М. Карима, “Мать Иисуса” А. Володина, “Седьмой подвиг Геракла” М. Рощина); исторические ретроспекции (“Лунин, или Смерть Жака”, “Беседы с Сократом” Э. Радзинского, “Царская охота” Л. Зоринa).

Эти формы позволяют ставить вечные проблемы, к которым причастны наши современники. Авторов интересуют Добро и Зло, Жизнь и Смерть, война и мир, предназначение человека в этом мире.
В пьесах о современности доминирует жанр социально-психологической драмы в ее “осовремененном” варианте. Однако, несмотря на будничный фон этих пьес, они далеки от бытописательства и рационального объективизма. Лучшие из них продолжают традиции А. П. Чехова, обладая глубоким общечеловеческим подтекстом.

Приемы расширения сценического пространства в них весьма разнообразны. Это может быть использование поэтической и предметной символики. Например, в пьесе “Прошлым летом в Чулимске” А. Вампилов рисует маленький палисадник с простыми цветами – маргаритками, в котором настойчиво трудится Валентина.

Этот образ – своего рода тест для всех героев пьесы на чуткость, доброту и человеческую черствость, грубость. Так, старый охотник Еремеев – добрый, бескорыстный человек – помогает Валентине починить калитку. Не видит в этом занятии ничего предосудительного Дергачев, израненной души человек: “Нравится девчонке чудить, пусть она чудит. Пока молодая”.

В затее Валентины починить калитку не видит смысла жена Дергачева: “…Ходит народ поперек и будет ходить”. Критикан Мечеткин видит в палисаднике что-то комичное, мешающее “рациональному движению”. Павел, совершенно лишенный душевной деликатности и человечности, всякий раз идет напролом, ногой распахивая калитку…

Чеховский “реализм, отточенный до символа”, присутствует и в ключевых мотивах пьес “Утиная охота” А. Вампилова, “Жестокие игры” А. Арбузова, “Осенний марафон” А. Володина.
Нередко в современной психологической драме звучат внесценические “голоса”. Например, в пьесе Петрушевской “Три девушки в голубом” звучит детский голос, словно подчеркивающий нереальность происходящего. В финале другой пьесы Петрушевской “Уроки музыки” “над потемневшей сценой высвечиваются качели”, на которых раскачиваются Нина и Надя, ставшие жертвами человеческой расчетливости и грубости.

Качели выступают в роли символов неизбежной кары, заставляя “грешников” Козловых “пригнуться”, “ползти на четвереньках”, “идти на полусогнутых среди беспорядочно мечущихся качелей”.
Особенно активно обновились театральный и драматургический языки в 1990-е годы. Актуальными стали авангардистские тенденции, постмодернизм, “альтернативное”, “другое” искусстве, чья линия оборвалась еще в 1920-е годы. С середины 1980-х годов театральный андеграунд не просто поднялся на поверхность, но даже уравнялся в правах с официальным театром. Отсюда не случаен оживившийся интерес к драматургическому творчеству А. Введенского и Д. Хармса (обэриутов 20-х годов), к европейской абсурдистской драме Э. Ионеско, С. Бэккета, к драме парадокса С. Мрожека, Э. Олби, Г. Пинтера, С. Шеппарда и др.

Сегодняшние пьесы скорее “авангардны”, “абсурдны” в плане содержания, нежели в плане художественной формы. В истории русской драматургии еще не было такого оригинального течения, как “абсурдистская драма”, хотя были “Горе от ума” Грибоедова, “Ревизор” и “Женитьба” Гоголя, “Тени” Салтыкова-Щедрина, “Дело” и “Смерть Тарелкина” Сухово-Кобылина, рассказывавшими об абсурде жизни. Современные пьесы такого рода называют пьесами с элементами абсурдизма, где вся нелепость человеческого существования уловлена живо и художественно. Одним из наиболее характерных моментов современного авангардного театра является восприятие мира как дома для умалишенных, “дурацкой жизни”, где разорваны обычные связи, трагикомически одинаковы поступки и фантасмагоричны ситуации.

Наша реальность населена людьми-фантомами, “придурками”, оборотнями. Примером тому гротескные образы в пьесах “Чудная баба” И. Садур и “Вальпургиева ночь, или Шаги Командора” Вен. Ерофеева.
На снах как отвратительной квинтэссенции абсурдной яви основана пьеса “Сны Евгении” А. Каранцева.
Иногда небольшой “гротескный нажим” превращает нашу “реалистическая реальность” в нечто абсурдное. Яркое тому подтверждение – иронические, гротескные пьесы “Трибунал” В. Войновича, “Кот домашний средней пушистости” Гр. Горина и В. Войновича (по повести последнего “Шапка”), “Учитель русского” А. Буравского. Необычайно гротескны пьесы молодого драматурга А. Железцова, чья комедия “Гвоздь” (“51 рубль”) рождает у читателя и зрителя ощущение сумасшедшего дома от жизни, увиденной глазами автора.

Современные драматурги охотно делают местом действия для своих героев свалку (“И был день” А. Дударова), морг (“…Sorry” А. Галина), кладбище (“Аскольдова могилка” А. Железцова), тюрьму (“Свидание” и “Казнь” Л. Петрушевской), палату психбольницы (“Вальпургиева ночь, или Шаги Командора” Вен. Ерофеева).
Сегодняшние искания драматургов-авангардистов касаются диалогового разнообразия языковой палитры персонажей и словесной “организации текста”. В этом плане особенно интересно построение некоторых пьес Л. Петрушевской (“Анданте”, “Любовь”), А. Шипенко (“Археология”), А. Слаповского (“Пьеса № 27”), М. Арбатовой (“Игра отражений”).
“Новая волна” молодых современных драматургов, такие, как Н. Коляда, А. Щипенко, М. Арбатова, М. Угаров, А. Железцов, О. Мухина, Е. Гремина и др. выражает новое мироощущение. Их пьесы заставляют испытывать боль от “неприятности достоверности”. В то же время авторы не столько клеймят трагические обстоятельства, уродующие человека, сколько всматриваются в его страдания, заставляя задуматься “на краю” о возможности распрямиться и выжить в нередко страшных условиях.
Справедливыми кажутся слова критика Е. Соколянского, обращенные к “абсурдным” моментам в современной драматургии: “Кажется, единственное, что драматический писатель может передать в нынешних условиях, это определенное безумие момента. То есть ощущение переломного момента истории с торжеством хаоса”.