Замысел романа Достоевского “Преступление и наказание”

Замысел “Преступления и наказания” возник у Достоевского на основе глубокого осмысления самых живых, самых злободневных явлений, характерных для русской действительности середины 60-х годов. Рост нищеты, проституции, уголовных преступлений, смещение нравственных норм, “шаткость в понятиях”, эгоцентризм и анархическое своеволие буржуазных дельцов и крайняя беспомощность “униженных и оскорбленных”, способных только к стихийному и индивидуалистическому бунту,- все эти разнообразные проявления процесса становления буржуазного

уклада в России были предметом пристального изучения писателя.

Противоречия, резко обозначившиеся в пореформенной действительности, прямо отразились в романе – идеологическом по своей структуре, социально-философском по содержанию, трагическом по раскрытию и истолкованию поставленных в нем проблем.

Создавая свой роман, Достоевский широко использовал уже имеющиеся литературные традиции. В частности, можно наметить преемственные связи главного героя произведения Раскольникова с целой галереей героев русской и мировой литературы – с Сальери (“Моцарт и Сальери”) и Германном (“Пиковая

дама”) у Пушкина, Арбениным (“Маскарад”) и Печориным (” Герой нашего времени “) у Лермонтова, Корсаром, Манфредом у Байрона, Растиньяком и Вотреном (“Отец Горио” Бальзака), Жюльеном Сорелем (“Красное и черное”) у Стендаля и т. д.

Литературных аналогий и ассоциаций в ” Преступлении и наказании ” много, но особое значение автор придавал полемике с романом Чернышевского “Что делать?”, начатой еще в “Записках из подполья”. Оба писателя строили свои произведения на основе определенных этических и эстетических систем. Чернышевский надеется на обновление русской жизни путем революционной борьбы, верит в разум человека. Достоевский, напротив, считает невозможным разрешение общественных противоречий на разумной, рациональной основе.

Наука, “логарифмы”, “арифметика” здесь бессильны. Разум человеческий обманчив, он может доказать, оправдать любую антигуманную теорию. Так возникает дилемма: ум или чувство, “арифметика” или “натура”, бунт или смирение, атеизм или религия.

Однако смысл великого романа шире и значительнее ряда теоретических построений писателя. Художественный текст оказывается богаче и убедительнее некоторых исходных положений автора, что, с одной стороны, приводит к определенным внутренним противоречиям, а с другой – дает почувствовать страстно бьющуюся мысль Достоевского, который в напряженных поисках истины может приходить к гениальным художественным открытиям, но может и заблуждаться.