За далью – даль – поэма о поиске истины
Настоящий расцвет личности, ее внутренней свободы, достоинства, ответственности, характерный для оттепели, обусловил особенности поэмы А. Твардовского “За далью-даль” (1950-1960). Исследователь А. Македонов определил это произведение А. Твардовского как поэму смены эпох, поиска истины. Здесь автор стремится понять и сказать всю правду “о времени и о себе”, не перекладывая трудных решений на чьи-либо другие плечи. По сравнению с предшествующими произведениями в поэме “За далью – даль” еще более усиливается лирическое начало,
Все изображенное в произведении показано глазами лирического героя, дано сквозь призму его восприятия, его переживания, осмыслено им. Так эпическая по своей сути поэзия Твардовского, обращенная к переломным историческим периодам в судьбе народа, обогащается открыто выраженным лирическим пафосом и глубиной философского размышления о больных проблемах века, о своем жизненном пути.
Твардовскому “есть, что видеть, есть, что петь”. И верно, он “поет” об обновленной стране, о стойкости, созидательной активности, “молодеческом резоне”
Ты здесь – венец красы земной,
Моя опора и защита И песнь моя –
Народ родной!
В этих главах, выражающих самые искренние чувства поэта, его благодарность родине за счастье быть с ней на ее трудном пути, автор порой бывает многословным и велеречивым (думается, Твардовский с его удивительным чувством правды и неприятием всякого рода украшательства сознавал это и сам, когда просил сотрудников редакции посмотреть завершенные главы еще и еще раз: “По-моему, я в них воспарил”). С другой стороны, этот утверждающий пафос связан, думается, со стремлением поэта не дать усомниться в том действительно ценном, что было создано трудом народа за годы Советской власти.
Наибольшей художественной силой обладают главы произведения, в которых автор не “поет”, а размышляет, где преобладает пафос анализа и самоанализа. Такой настрой задает избранный писателем жанр книги. Первые публикации отрывков из нее шли с подзаголовком “Из путевого дневника”. Здесь точно определены особенности произведения, связь его повествовательного сюжета (путешествие в пространстве – через всю страну и во времени – из настоящего в прошлое и будущее) и сюжета лирико-психологического.
В дневник заносится то, что человеку особенно дорого, что важно лично для него, и это придает произведению исповедальный характер, усиливает эффект подлинности, достоверности всего, о чем идет речь в поэме. Дневник необходим и для того, чтобы понять самого себя, вызвать себя на беспощадный суд совести, “немую боль в слова облечь”. Особую роль в этом “путешествии за правдой” (вспомним традиционный фольклорный сюжет) играют главы “С самим собой”, “Друг детства”, “Так это было”.
Нет, жизнь меня не обделила,
Добром своим не обошла.
Всего с лихвой дано мне было В дорогу – света и тепла…
Чтоб жил и был всегда с народом,
Чтоб ведал все, что станет с ним,
Не обошла тридцатым годом.
И сорок первым.
И иным.
Твардовский мыслит себя частью народа, он не представляет свою жизнь вне судьбы общей, и это придает характеру лирического героя черты эпические. Вот почему “я” в поэме Твардовского постоянно сочетается с “мы”. Но это не лишает автора возможности и необходимости быть “за все в ответе – до конца”.
Просто, искренне и мужественно, стремясь понять, а не осудить, приступает Твардовский к самому важному и трудному – размышлению о пути, пройденном страной после революции, о своем понимании сталинской эпохи.
Так это было: четверть века Призывом к бою и труду Звучало имя человека Со словом Родина в ряду…
Мы звали – станем ли лукавить? –
Его отцом в стране-семье.
Тут ни убавить,
Ни прибавить, –
Так это было на земле.
Два лица выделены в этой главе из коллективного портрета современников, две отзывающиеся мучительной болью в душе лирического героя судьбы. Один – “друг пастушеского детства и трудных юношеских дней”, перед которым лирический герой чувствует свою неизбывную вину (подробнее об этом поэт расскажет в главе “Друг детства”). С ним входит в главу образ “зрелой памяти”, от сурового лица которой никуда не деться, “да нам с тобой и не пристало”. Второй герой, точнее, героиня – тетка Дарья из родной смоленской деревни,
С ее терпеньем безнадежным,
С ее избою без сеней,
И трудоднем пустопорожним,
И трудоночью – не полней…
Со всей бедой – войной вчерашней И тяжкой нынешней бедой…
Тетка Дарья – олицетворение совести народной, мнения народного, которое поэт ценит превыше всего и которое не позволит покривить душой, отступить от правды.
Глава “Так это было” имела для А. Твардовского принципиальное значение. Вот слова поэта в передаче В.Лакшина: “Мне важно было написать это… Я должен был освободиться от того времени, когда сам исповедовал натуральный культ”. О драме прозрения Твардовского размышлял и Ф.Абрамов: “Интеллигент, крестьянин, да к тому же еще пострадавший от коллективизации, правоверный коммунист, который все искренно оправдывал во имя революции…
И силы ему давала вера, которая сильнее была в нем, чем в других. Но так было, пока не пошатнулась вера в Сталина, пока не грянул XX съезд… Вся послевоенная история – это раскрепощение”.
Можно спорить (и этот спор начался в 70-е годы) о глубине прозрения Твардовского, сопоставляя написанные им строки с “Реквиемом” А. Ахматовой, книгами глубоко уважаемого Твардовским А. Платонова или открытого им же А. Солженицына. Можно говорить, что поэт не преодолел представления о всеобщей вере и всеобщей слепоте в годы культа, отмечать, что Твардовский, как и большинство людей в годы оттепели, обращался мыслью к личности Ленина, стремясь “свой ясный разум видеть в нем”. Есть в поэме и очевидные сегодня умолчания: среди событий, пережитых народом и самим автором, ни словом не упомянуты драматические годы коллективизации (к их переосмыслению Твардовский придет в поэме “По праву памяти”). “Но кто из нас годится в судьи – Решать, кто прав, кто виноват?” – предостерегал от поспешных выводов и суждений о сложнейших проблемах А. Твардовский.