Художественное своеобразие повести Толстого “Казаки”
В “Казаках” Толстой шел за Пушкиным, но отнюдь не повторял его, а в чем-то даже спорил с Пушкиным. Это был особенный, характерно толстовский путь ученичества: он учился, оставаясь верным не только учителю, по и самому себе,- учился, преодолевая. В “Казаках” “спор” с Пушкиным и преодоление пушкинских художественных решений заключалось прежде всего в демонстративном снижении, “заземлении” темы: у Толстого все оказывается заметно проще, чем у автора “Цыган”, все обыденнее, ближе к каждодневному.
Это обусловлено уже
Обыденное и совсем прозаическое у Толстого оказывается по-особенному и неожиданно прекрасным. Такова, например, природа в “Казаках”. Ее особая, некнижная красота выявляется Толстым подчеркнуто заостренно, полемически.
Герой повести Оленин имеет самые романтические представления о Кавказе и его природе. Приближаясь к Кавказу, он видит вооруженных людей: “Вот
Наутро, проснувшись, Оленин снова видит горы, теперь уже освещенные солнцем: “Сначала горы только удивили Оленина, потом обрадовали; но потом, больше и больше вглядываясь в эту, не из других черных гяур, но прямо из степи вырастающую и убегающую цепь снеговых гор, он мало-помалу начал вникать в эту красоту и почувствовал горы”.
Вместе с Олениным, не сразу, мы, читатели, тоже начинаем “чувствовать” горы. Вместе, с героем повести и вместе с самим Толстым (и благодаря Толстому!) мы начинаем чувствовать и вполне понимать поэзию обыкновенного. Толстой к этому и стремился в “Казаках”.
Да и не в одних только “Казаках”.
Так же как и природу, Толстой изображает в повести своих героев-казаков. В них простота и обыкновенность неотделимы от своеобразного величия. Это относится и к Ерошке, и к Лукашке, и особенно к Марьяне.
Оленин думает о казаках: “”Никаких здесь нет бурок, стремнин, Амалат-беков, героев и злодеев… Люди живут, как яшвет природа: умирают, родятся, совокупляются, опять родятся, дерутся, пьют, едят, радуются и опять умирают, и никаких условий, исключая тех неизменных, которые положила природа солнцу, траве, зверю, дереву. Других законов у них нет…” И оттого люди эти в сравнении с ним самим казались ему прекрасны, сильны, свободны…”.
Толстой воспевает в “Казаках” жизнь и людей, не знающих условных законов и установлений. При этом собственная его поэтика тоже максимально избавлена от условности. У Толстого в “Казаках” поэзия жизни – в самом прямом и точном значении этого слова.
” Казаки ” недаром так восторженно были встречены читателями. Единодушно восторженно. Тургенев дважды перечитывает повесть. Прочитав впервые, он пишет А. А. Фету и И. П. Борисову: “”Казаков” я читал и пришел от них в восторг (и Боткин также)”.
И год спустя Борисову: “На днях перечел я роман Толстого – “Казаки” – и опять пришел в восторг. Это – вещь поистине удивительная и силы чрезмерной”
О художественной силе толстовской повести говорил не один Тургенев. Об этом же говорили и Фет, и многие другие самые авторитетные читатели Толстого. Эту удивительную художественную силу мы до сих пор ощущаем, читая “Казаков”.
Она выражается и в глубокой поэзии повести, и в ее правде, прежде всего в психологической правде характеров.
Но у Толстого в “Казаках” иной характер правдивости, нежели в предшествующих произведениях. И главное: у него в “Казаках” иной, чем прежде, характер психологизма.
В изображении казаков мы не встретим столь характерной для Толстого “диалектики души”. Но от этого изображение героев не теряет своей достоверности. Источник этой достоверности – в выверенности характеров, в точном соответствии всякого движения, всякого слова героя и его поступка особенностям его личности и особенностям той ситуации, в которой он находится.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...